Я выдохнул драно и тихо, попробовал унять злость и мечущиеся в башке мысли. Собрать в одной строке все то, что получилось узнать. На самом деле, не так уж много, но…
Я его достану.
Достану, и он кровью умоется. Больной ублюдок.
Я снова выдохнул тихо, сквозь стиснутые челюсти, поправил сползшее с девчонки одеяло и закрыл глаза, прикидывая план.
Спи, Славка. Я его прижму.
Улыбнулся в темноту и наконец-то смог и сам провалиться в сон.
Проснулся из-за возмущенной возни под боком и из-за того, что то теплое и солнечное, что дурманило меня всю ночь, закидывало на меня ноги и пробовало втиснуться плотнее, сейчас пыталось удрать. Громко и настойчиво.
— Ты так торопишься? — голос с утра был хриплым, глаза открывать не торопился, только хватку на талии усилил. — Доброе утро, кстати.
— Я-а-а, — Славкин голос был не лучше моего, — что ты здесь делаешь?
— А ты с утра не очень хорошо соображаешь, да? — усмехнулся.
— Ястребов! — громким грозным шепотом.
— М-м-м? — спросил, переворачиваясь на бок. — Не дергайся, мы все равно уже везде опоздали, так что можно еще поваляться и досмотреть сны, — я уткнулся носом куда-то в шею и закинул на Воронову ногу, чтобы не шевелилась.
— Мои сны лучше не досматривать, — проворчала она скорее раздраженно, чем испуганно, и это чертовски радовало. — Почему ты считаешь, что мы везде опоздали? Ты….
— Я попросил тебя не будить и не дергать, изменил настройки бота. А так как я тут с тобой, в силу некоторых обстоятельств, полагаю, что тоже везде опоздал.
— Ты не мог… Это шутка, да? — дернулась она, чуть не заехав мне по носу.
— Энджи, который час? — обратился я к помощнице, нарочито тяжело вздыхая.
— Половина двенадцатого, князь Игорь, — отозвалась охотно ИИ из мобильника.
Славка придушенно пискнула.
— Игорь, блин! — она легко повернулась в моих лапах, толкнула в грудь, заерзала, завозилась опять. Снова повернулась спиной, пробуя выбраться. Барахталась и пищала. Смешно, если бы не… Если бы не ерзала вот так, задницей своей. Не прогибалась в спине.
— Там же… — снова попробовала она что-то до меня донести.
Вот только поздно. Я не выдержал.
Когда желанная женщина. Еще сонная, теплая, мягкая прижимается вот так…
Рывком ее к себе, перекатился, чтобы подмять, чтобы запереть собственным телом. Всмотрелся в лицо.
Растрепанная. Сладкая, жаркая. Знакомая хмурая складочка на лбу.
Выдохнула. Рвано так, длинно, приоткрыла рот. Зрачок — на всю радужку.
А у меня стояк утренний, и вообще стояк из-за нее постоянный.
— Ты как маленькая, Воронова. — провел я носом вдоль жилки на шее. Дурея совершенно. — Тебе не говорили, что нельзя задницей елозить по мужику с утренним стояком? — спросил хрипло, отстраняясь. Жестче, чем, наверное, нужно было.
— Что? — отрывисто переспросила девчонка. Глаза огромные, та самая жилка на шее с ума сходит.
— Отвечай, — покачал головой. — Не говорили?
— Ты… — все так же тихо, неуверенно. Почти испуганно. — Я просто хотела подняться… Я…
— Формулируй, Воронова, — прошептал, вжимаясь в нее бедрами. — Только убедительно, потому что у тебя пульс зашкаливает, глаза бешеные, — я зарылся в темную копну рукой. Кайфуя, почти дурея, стискивая челюсти до хруста и скрипа.
Воронова не двигалась, не шевелилась и, кажется, даже не дышала. Замерла.
А я ждал. Почти подыхал от скручивающей похоти, но, сука, ждал. Потому что сама. Должна сама. Но она просто смотрела на меня и дышала едва слышно. И будто моргнуть боялась.
На хер пошлет? Оттолкнет?
Что, Слава?
И в следующий миг выражение лисьих глаз вдруг изменилось. Они зажглись горячим и голодным. Почти злым.
— Да ну его нахер все, — рыкнула Воронова и подалась ко мне, впиваясь в губы, цепляясь за плечи, выгибаясь, как надо. Охренительно кайфово.
Да!
Я смял ее рот, перехватывая инициативу тут же, втискивая Славку в себя, вдавливая тело податливое в собственное каменное и напряженное.
Ласкал ее губы, прикусывал, втягивал в рот. Дурел от каждого движения. От того, что держать ее мог, прижимать, целовать.
Невозможно вкусная. Нереально горячая.
И пальцы тонкие за плечи цеплялись, и поддавалась она мне, плавилась так, как надо, так, как хотелось. Гнулась, всхлипывала так сладко, крышесносно, царапала шею ноготками.
Горячо и бешено.
Она отвечала так, как будто тоже была голодной, не могла терпеть, не могла оторваться. Я глотал ее дыхание, вкус, едва слышные всхлипы. И в башке мутнело все больше и больше.