— Воронова, — прошипел Гор знакомо, останавливаясь напротив, вызывая очередную злую улыбку.
— Катись! — повторила, скрещивая руки на груди.
Ястреб прошел мимо на кухню, вернулся через несколько секунд с гребаной коробкой, которая полностью выбила меня сегодня из колеи и заставила окунуться с головой в самый страшный кошмар, все рассказать Гору.
На хрена вообще рассказала? Надо было заткнуться… Умение вовремя заткнуться — вообще высшее благо. Жаль, вспомнила я об этом только сейчас. Не изменилось ведь ни хрена. Только себя раздраконила, только Игорь теперь непонятно что думает и полагает, что может командовать. Бесится, когда отпор получает.
Мать твою…
Ястреб снова с шумом выдохнул, скрипнул зубами и влез в ботинки, подхватывая пиджак.
— Повзрослей, — бросил перед уходом и сбежал по ступенькам вниз, а я закрыла дверь за его спиной. Закрыла, привалилась к ней и сползла вниз, пряча лицо в руках.
Дура, ты, Славка. А Ястреб прав, тебе действительно надо повзрослеть. Дууурааа. И он дурак. И странно тошно отчего-то. Мерзко. От самой себя тошнит.
Пора перестать реагировать на анона, не вестись, не дергаться. Сосредоточиться на работе и на том, что действительно важно, а не на действиях какого-то гребаного психа.
Я поднялась, растирая виски, вернулась в комнату, подхватила бутылку с вискарем и ушла на кухню. Буду сегодня курить, пить и не буду думать.
Охренительный понедельник… Мечта, мать его, а не понедельник. И через жопу все.
Я сделала огромный глоток из горла, щелкнула зажигалкой, затянулась, закашлялась, оскалилась. Вторая затяжка пошла легче. А потом вообще как по маслу. Я курила, пила и ни о чем не думала. Отсчитывала время Энджи. Пять, шесть, семь, восемь часов. Вискарь все не заканчивался, сигареты тоже. Тело постепенно расслабилось, из башки вылетели все мысли, алкоголь больше не продирал по горлу кошачьими когтями, а взгляд начал расплываться. Я была пьяной настолько, что каждое движение становилось слоумо. За окном стемнело, и белая коробка не мозолила глаза.
Спасибо Гору…
Мля…
Я потянулась за смартом, ткнула в экран и уставилась на букву «Э». Попробовала уставиться, потому что лого расплывалось, а голос ИИ звучал глухо и уныло. Решилась только через полчаса или больше… или меньше. Или… Хрен его знает в общем.
«Ты прав. Прости».
Еще потупила и все же нажала на «отправить». А после положила голову на сложенные на столе руки, потому что эта самая голова вдруг показалась невероятно тяжелой, прикрыла глаза, морщась даже из-за приглушенного света на кухне, выдохнула.
И провалилась в сон. Без сновидений и воспоминаний, без пугающих картинок из детства. Вискарь, конечно, не антидепрессанты и не барбитураты, но тоже, как выяснилось, покатит.
Просыпалась плохо, тяжело и долго. Не потому, что разбудила Энджи, а потому что было мерзко.
От сухости во рту, треска в башке и снова слишком яркого света, пробивающегося из окна.
Я натянула одеяло выше, застонала, уткнувшись в подушку, и… застыла.
Какого хрена?
Я осторожно села и только после этого рискнула открыть глаза.
Картина ситуацию прояснила мало.
Я была у себя, в своей спальне, под своим одеялом и на своей подушке. Часы на зеркале показывали половину седьмого утра. Из одежды на мне футболка и трусы. Точно не те шмотки, в которых я так счастливо выключилась вчера.
Я ведь за столом отрубилась… Точно помню. Как оказалась в кровати? Доползла в пьяном бреду? Еще раз внимательно и осторожно огляделась, прислушалась. Казалось, что в квартире никого нет, но мурашки размером с кулак и дурное предчувствие отпускать не собирались. В теле натянулся до пронзительного звона каждый нерв.
Я спустила ноги на пол, хватаясь за тумбочку, чтобы переждать приступ адской боли в башке, поднялась. И когда уже собиралась сделать первый шаг, на кухне что-то звякнуло. Громко. Неожиданно. Страшно. Звук отдался в воспаленных мозгах колокольным звоном и ошпарил кислотой и без того напряженное тело.
Всего несколько секунд напряженной тишины и звон повторился, опять чиркнув по нервам, как бритвенным лезвием по только начавшей затягиваться свежей кожей ране. В горле запершило, сдавило грудную клетку, вкус перца вспыхнул ядом на кончике языка. И тут из самого темного уголка моего нутра поднялась злость. Горячая, голодная ярость. Тело качнулось вперед само, сжались в кулаки руки.
Я втянула несколько раз, ставший вдруг ледяным, воздух и выскользнула в открывшуюся бесшумно дверь, скользнула в коридор, хватая длинный рожок для обуви.