— Аминь, — кивнула со вздохом Слава.
На этом разговор и затух. Знаменский, правда, что-то вещал, но едва ли его кто-то слушал. Я разглядывал Воронову, Славка продолжала смотреть в окно. Андрей копался в своем трекере.
Девчонка выглядела одновременно уставшей, бледной и раздраженной. И мне казалось, что я знал причину такого ее состояния. Она проверяла документы. Те самые, к которым ей дал доступ пес, наверняка проверяла все эти дни, вместо еды и сна. Вот только нашла ли то, что искала?
Вопрос.
Из мыслей вырвал мигнувший сообщением трекер.
«Пепелац отбывает, время в пути составит три парсека, анестезия в баре».
Борисыч…
На анестезию, которая действительно нашлась в баре между сиденьями Андрея и Знаменского, отреагировал только Знаменский. Тут же вскрыл бутылку коньяка, щедро налил себе. Остальные отказались, водитель кара невозмутимо завел мотор.
А через пятнадцать минут мы влились в поток на МКАДе. Слава заметно напряглась, рассеянно потерла красные от явного недосыпа глаза, заставив меня хмуриться, но попыток поспать не делала. Упрямо смотрела на дорогу и клевала носом.
И самое дерьмовое во всей ситуации было то, что ехать явно к черту на рога и времени свободного до хрена, а кодить не на чем. Охрана проверяла все рюкзаки и сумки, по приказу Борисыча забрали даже планшеты, впрочем, как и во все прошлые годы. Мне рассказали, я был в теме.
Еще через полчаса на трекер пришло еще одно сообщение, на этот раз от Андрея.
«Я протащил «резиновую Зину», полагаю, что Воронова тоже, ты?»
«Резиновая Зина» — планшет из нано-пластика и силикона. Маленький, удобный. Если сложить, легко поместится в кроссовок или бутылку для шампуня. Всем хорош, кроме, пожалуй, мозгов. Кодить на нем все равно что собирать реактор из пенопласта. Но это лучше, чем ничего.
«Тоже, — вбил я ответ. — Но здесь Знаменский и водитель. И если нам повезет и первый может просто напиться и уснуть, то второй явно стукнет».
Андрей только кивнул раздраженно.
«Бля, я как будто снова подросток и снова пытаюсь протащить в поездку с классом запрещенку», — написал Андрею.
«Ага, только в этот раз это не сигареты или бухло и даже не травка».
«Бред».
Безопасник досадливо фыркнул.
Еще через час Славка все-таки сдалась и уснула. Андрей приглушил Знаменского, пытавшегося втянуть нас в очередную «занимательную беседу», я попросил Энджи выключить к хренам музыку в салоне. И оставшиеся два часа почти не шевелился, чтобы не разбудить Воронову, своей подушкой выбравшую мое плечо.
Против я не был. Наоборот, меня более чем все устраивало.
Ладно, почти все. Я бы, конечно, предпочел, чтобы и Пашки и Андрея в каре не было. С другой стороны, Знаменский оказался не совсем мудаком: с коньяка лишь снял пробу, а Воронову укрыл собственным пиджаком.
В итоге Слава проспала, сопя мне тихо в шею, до самого пункта назначения. Жалась доверчиво, снова кутала и путала мысли своим запахом, теплом тела, мерным дыханием. Я даже не пытался разогнать туман в башке, только Пашкин пиджак поправлял время от времени, рассеянно реагируя на болтовню Пашки и безопасника.
А через два часа кар замер возле, вероятно, главного здания на базе отдыха — кругом сосны, домики, беседки — и Знаменский с Тарасовым выкатились наружу.
Слава продолжала дремать, проснулась, только когда Андрей, выйдя из машины, за каким-то хреном закрыл дверь, хлопнув ей так, что дернулся даже флегматичный водитель.
Вот и Славка дернулась. От меня в сторону. Вжалась спиной в дверь, проморгалась. Нахмурилась. Еще раз вздрогнула уже тише.
— Мы… — голос со сна звучал низко и хрипло. Охренительно. Она тянула слова, лисьи глаза были все еще затуманены.
— Приехали, — улыбнулся я, отстраняясь. — А ты проспала всю дорогу и пропустила философские измышления Знаменского о том, как бы он развернулся, если бы…
— О, да я везучая, — скривилась Воронова. Попробовала за иронией скрыть неловкость и растерянность. — Я…
Она не договорила, замерла, когда я снимал с нее Пашкин пиджак. Сложила два и два. И тут же легкий румянец окрасил скулы, смягчая острые черты.
— Прости, Игорь, я… Черт, — она спрятала лицо в ладонях, что-то пробормотала. Вкусная такая, все еще сонная немного, потому и открытая.
— Все хорошо, Слав, — улыбнулся, открывая дверь кара. — Пойдем, — и подал ей руку. Воронова медлила, а я терпеливо ждал.
Нет. Ты бегала от меня всю неделю, Воронова.
Здесь не убежишь. Не дам.
И она все же вложила свою ладонь в мою, неуверенно и осторожно выходила из машины. Озиралась по сторонам, стараясь сориентироваться.