В общем, мы с Густовом до сих пор не разговариваем, но помимо стикеров, я заметила, что пытаюсь общаться с ним и другими способами. Это похоже на хитрые шарады, с которыми он отлично справляется.
У Густова самые выразительные глаза, которые я когда-либо видела. Даже просто взгляд рассказывает целую историю. Каждое подмигивание, прищур, вздернутая вверх бровь что-нибудь означает. И я постоянно на них реагирую; это внутренний отклик, который я обычно прячу. Странная связь, которой у меня никогда и ни с кем не было.
Вторник, 27 июня (Гас)
Неожиданно я чувствую боль в ребрах. С обеих сторон. Франко пихает меня с левой стороны, а Джейми с правой.
— Вставай, придурок, — практически орет мне в ухо Франко.
— Мы приземлились, Гас. — В этот раз говорит Джейми.
После сна у меня на глазах появляются какие-то липкие выделения; заложен нос и трещит голова. Горло болит так, как будто я наглотался лезвий для бритв. Я простыл. Симптомы появились прошлым вечером перед последним в этом туре выступлением, но после нескольких часов отдыха в самолете, у меня такое чувство, что за это время микробы провели конкретную атаку на мою иммунную систему. Летняя простуда — это такая хрень. Пока я откашливаюсь и открываю глаза, Франко пихает меня еще раз. Это больно.
Я поднимаю руку, чтобы отразить, если потребуется, следующий удар.
— Прекрати. Я уже проснулся, черт возьми, и встаю. — Голос звучит хрипло и сухо.
Пока мы ждем, когда пассажиры с передних рядов покинут самолет, Джейми встает и достает нашу ручную кладь. Робби, сидящий через проход, делает тоже самое.
Когда, наконец, наступает наш черед выходить, мое тело начинает неистово сопротивляться любым движениям. Это определенно не простуда, а грипп. Уныло плетусь за Франко, Робби и Джейми, выслушивая их упреки в том, как я медленно иду, всю дорогу до места выдачи багажа. Не могу сказать, что это меня волнует.
За последние несколько недель отношения с парнями вновь стали нормальными.
Раздражение и напряжение между нами ушли.
Забрав сумки, мы направляемся в сторону такси. Франко, Робби и Джейми едут вместе. Джейми и Робби снимают квартиру с парочкой парней в Карлсбаде, но сегодня они остаются ночевать в Сан-Диего у Франко. Завтра все трое улетают отдохнуть на недельку на Гавайи. Будут все время кататься на серфах. Ну а я… я просто рад вернуться домой, к Ма. Мне не нужны каникулы. Мне нужен дом.
Поездка длится около тридцати минут, но, несмотря на то, что мне очень хочется спать, я не могу выкинуть из гудящей головы мысли о Нетерпюхе. Она уехала в воскресенье после обеда, мы в то время были в Далласе. Я слышал приглушенный разговор в автобусе между ней и Гитлером, как раз перед тем, как мы должны были отправиться на саундчек. Когда мы вернулись после ужина, ее уже не было. Она, черт возьми, просто исчезла. Как будто ее никогда и не было. Я был в шоке. Не знаю, может это потому, что я понял, что снова остался один, даже если и всего на два дня. Но больше всего меня беспокоило то, что она не сказала «прощай». Хотя это, конечно, глупо, учитывая то, что я ей не нравился. Мы никогда не разговаривали, за исключением того утра в прачечной в Теннесси. Но с другой стороны, у нас наладилось «молчаливое» общение с помощью стикеров, а в последние три недели к ним добавились жесты и гримасы. То, что начиналось с равнодушия, превратилось в хорошо знакомое равнодушие.
Когда ты не разговариваешь с человеком вслух, то начинаешь пристально изучать его манеры и язык тела. Ты узнаешь его на совершенно ином уровне. Как мы с Опти знали друг друга. Мы могли общаться, не произнося ни слова.
К тому моменту, когда мы, наконец, подъехали к дому Ма и я оплатил поездку, мысли о Нетерпюхе уступили место изнеможению. Мне с трудом удается переставлять ноги, чтобы подняться по ступенькам. Я думаю лишь о том, как просплю весь день пока Ма на работе.
***
Открываю глаза, но они мгновенно начинают чесаться. За окном садится солнце, но для меня все как будто подернуто дымкой. Я моргаю несколько раз, пытаясь избавиться от нее, но ничего не получается; вместо этого закат превращается в расплывшееся ярко-оранжевое пятно. Неожиданно, меня охватывает печаль. Я опять моргаю и только тогда понимаю, что мои глаза полны слез. Закаты всегда напоминают мне об Опти. Они с сестрой Грейси любили наблюдать за ними каждый вечер и называли это «время шоу». Видеть сейчас, как солнце погружается в океан и сладостно, и горько одновременно, потому что эта картинка приносит с собой мысли о ней и о том, что я больше никогда, ни с одной из них, не смогу насладиться закатами. Боль в груди становится все сильнее и сильнее, и, в конце концов, превращается в рыдания. Когда я, наконец, успокаиваюсь, то понимаю, что весь потный. Тело кажется чем-то чужеродным, а сознание как будто плавает где-то вдалеке от меня. С большим усилием я встаю с кровати и стягиваю влажную футболку и штаны, а потом достаю из кучи грязного белья на полу шорты и натягиваю их. Мне не хочется идти на кухню, но я должен попить и принять аспирин. У меня раскалывается голова.
Возле кухни до меня доносится голос Ма, которая с кем-то разговаривает. Когда она видит меня, то мгновенно прекращает свою беседу.
— Гас, милый, что случилось? — Ма быстро прижимает тыльную сторону ладони к моему лбу. — У тебя жар.
— Грипп, — подтверждаю я. — Лучше держись от меня подальше, Ма. И, кстати, привет. Я скучал по тебе.
— Привет, Гас. О, я тоже скучала по тебе.
Она обнимает меня, несмотря на предупреждение, и я благодарен ей за это. Крепко прижимаю ее к себе, от чего мои мышцы начинают просто вопить от боли, но я игнорирую это. Открыв глаза, я замечаю человека, который режет лук, грибы и красный перец в другом конце кухни. То, что я вижу ее, убеждает меня в том, что на смену лихорадке пришел бред.
Это Нетерпюха.
Какого черта?
Ее поза, как и всегда, демонстрирует вызов, но в этот раз она также выглядит застенчивой. Или испуганной. Не могу сказать точно. Обе эмоции едва ли характерны для нее. Нетерпюха кивает головой. В автобусе это означало «доброе утро» или «привет», или «доброй ночи». Я настолько сбит с толку, что не уверен, о чем говорит ее кивок сейчас.
Разжав объятия, вопросительно смотрю на Ма. Она знает, что мне нужны ответы.
— Думаю, мне не стоит представлять вас двоих, — прочистив горло, говорит Ма. — Я взяла Скаут на должность новой помощницы. — Ее слова звучат нерешительно. Она явно старается не вдаваться в детали, пытаясь представить все так, как будто ничего особенного не произошло.
Но теперь, зная, что на кухне стоит именно Нетерпюха, я понимаю, что это «ничего особенного» очень даже и произошло.
Я качаю головой, отчего гул в ушах только усиливается. Несколько часов назад мой мозг, странным образом, сожалел о том, что ее нет рядом, а теперь, когда я снова нахожусь с ней в одной комнате, мне хочется лишь одного — уйти и забраться обратно в постель. Может, виной тому плохое самочувствие, но мне хочется, чтобы, проснувшись, ее здесь уже не было, потому что дом кажется чем-то не тем, когда в нем находится Нетерпюха. Может, это просто гребаный сон.
Я разворачиваюсь и ухожу, но на выходе из кухни меня останавливает голоса Ма.
— Сегодня вторник, а по вторникам у нас тако, Гас. Ты разве не хочешь есть?
— Нет, спасибо Ма. Я не голоден.
Еле волоча ноги, добираюсь до своей комнаты и, упав на кровать, мгновенно отключаюсь.
Среда, 28 июня (Гас)
Ближе к вечеру я, наконец, просыпаюсь. Невольно потянувшись, обращаю внимание на то, что тело чувствует себя нормально, хотя гланды все так же раз в десять больше, чем обычно. Пробую сглотнуть, но это действие вызывает ощущение, что я пытаюсь просунуть грейпфрут через трубочку для питья.
Кашляю, и по телу сразу же пробегает сильное, неподконтрольное мне желание.
Сигареты. Схватив с прикроватного столика пачку и зажигалку, я выхожу на веранду.