Перед рождеством в Липницу приезжает еще один известный представитель пражской богемы — Эмиль Артур Лонген, по случайному совпадению обстоятельств тоже из-за «Швейка». Сауэр сообщил Гашеку, что Лонген без авторского разрешения с большим кассовым успехом ставит в «Адрии» инсценировку «Швейка». Гашек написал Лонгену резкое письмо, в котором явственно ощущается напряженность, возникшая в их отношениях.
«Дорогой друг!
Из некоторых газет за 1 ноября я узнал, что 2 числа этого месяца должна состояться премьера: «Я. Гашек. Бравый солдат Швейк во время мировой войны». Это подтвердил мне и наш общий приятель Сауэр, который был на представлении в «Адрии».
Он хвалил постановку и заверил меня, что спектакль очень хорошо оформлен и что ты постарался, чтобы все, до мельчайших диалогов, действительно соответствовало тексту.
Но насколько я помню, между нами еще с декабря не было никаких сношений, а во время нашей случайной встречи в «Унионке» на лицах у нас обоих появилось чрезвычайно глупое выражение — очевидно, мы хотели намекнуть друг другу, что незнакомы.
Тем более меня удивил нынешний твой интерес ко мне и то, что ты дал сценическую жизнь произведению, которое я тогда даже не предполагал писать.
Очень хорошо помню, что я обещал написать что-нибудь для вас и, приняв 300 крон задатка, скрепил подписью свое обещание, которое не отказываюсь выполнить. Но ты должен признать, что «Швейка» я написал не для вас и что вы ставите его без моего ведома. Ты даже не спросил моего согласия, начхал на меня. Прощаю тебе это!
Но при следующих условиях, твердых и незыблемых:
1. Те 300 крон ты вычеркиваешь из памяти и с обратной почтой высылаешь мне письменное тому подтверждение. Это штраф за то, что ты не испросил у меня согласия!
2. Ты сразу же вышлешь мне крупную сумму в качестве задатка (поскольку ты уже давал задаток Фр. Сауэру) телеграфным переводом на адрес: Ярослав Гашек, писатель, Липница у Светлой над Сазавой.
3. Денежная сумма, которую ты мне пришлешь (не думай, что отделаешься какими-нибудь 500 кронами), послужит задатком в счет ежедневных отчислений в размере 10 крон с каждого спектакля, согласно твоей договоренности с Сауэром.
4. Квитанция о высылке мне задатка на указанных условиях будет в твоих руках одновременно и авторским разрешением на постановку пьесы.
В противном случае, то есть если я не получу денег сразу же после 8 ноября 1921 года, я запрещу дальнейшие спектакли.
Тебе известно, какой я свинтус! Твой
Ярослав Гашек».
Письмо нуждается в некоторых комментариях. Вскоре после возвращения на родину Гашек обещал Лонгену написать для «Революционной сцены» несколько одноактных пьес и взял небольшой задаток.
Когда вышла первая часть «Швейка», Лонген вспомнил о его обещании и показал «Швейка» на сцене. Инсценировка получилась растянутая, «Швейк» шел с продолжением в течение трех вечеров.
Против этого у Гашека были возражения. «Вполне разумно, что вы отменяете деление на части, — говорил он Лонгену, — ведь иначе получится нечто вроде „Научного словаря Отто“.
Во время этого визита оба приятеля вспоминали время, когда вместе выступали в кабаре. Эксцентрический темперамент и неутолимую жажду обоих сдерживало лишь присутствие их жен — нервной, излишне впечатлительной Ксены Лонгеновой, выдающейся актрисы кабаре, и заботливой Шуры.
Все же приятели написали в Липнице две одноактные пьесы. Первая из них — «Министр и его дитя» — содержала намек на тогдашний конфликт путешественника А.В. Фрича с министром иностранных дел Бенешем. Цензура имела возражения против злободневных политических нападок, и пьеса еще до премьеры была запрещена. Существует мнение, будто Гашек даже послал по этому поводу министру Бенешу письменный протест.
Пьесу надо было чем-то заменить. Тогда они в два счета написали на сюжет Киша другую комедию — «Из Карлина в Братиславу за 365 дней». Времени было в обрез, два актера «Революционной сцены», явившиеся за пьесой из Праги, уезжали ночным скорым, ибо на следующий день была назначена премьера. Но и на сей раз представление не состоялось. Полиция наложила запрет «по соображениям противопожарной безопасности».
Слава застает Гашека неподготовленным. Он к ней не привык, не умел разобраться в хитросплетениях всевозможнейших предложений, которыми его вдруг стали осаждать различные предприимчивые личности. Слишком мягкий по натуре, он не научился противоборствовать корыстолюбцам.
Так, он разрешил драматизировать «Швейка» одновременно нескольким лицам, чем впоследствии дал повод для длительной судебной тяжбы.
Как, собственно, это могло случиться?
Первоначально право поставить «Швейка» присвоил себе Лонген, хотя, как мы только что убедились, на весьма сомнительных основаниях.
Вторым право на инсценировку приобрел актер Карел Нолль. Он обратился к Гашеку, будучи в тяжелой финансовой ситуации. После роспуска «Революционной сцены» у прежнего актерского коллектива возникли осложнения с новым директором театра Фенцлем. Неподражаемый исполнитель роли Швейка Карел Нолль решил создать из уволенных актеров собственный театральный коллектив и сыграть несколько спектаклей в чешской провинции. Без большого труда он соблазнил этой идеей мягкосердечного автора. Гашек сам посетил представление в Гавличковом Броде, где ему устроили настоящую овацию.
Этот вечер был одним из счастливейших в жизни Гашека. Ему не понравилось место на балконе, и еще в начале спектакля он пересел в первый ряд. Обрадованный успехом «Швейка», сияющий, он несколько раз выходил на сцену и вместе с актерами благодарил публику.
После представления автор устроил небольшой банкет в отеле «У черного орла». Настроение у него было приподнятое, и он заявил, что сам готов исполнять роль сапера Водички. В Гавличковом Броде Гашек истратил уйму денег на покупки и угощения. И только на четвертый день вернулся домой.
При этом он, вероятно, забыл, что еще прежде, в феврале 1922 года, передал директору Фенцлю все права на создание инсценировки по «Швейку». Узнав о нарушении условий договора, Фенцль сразу же отправился в Липницу. В результате был расширен и в окончательной редакции подписан договор, по которому за пять тысяч крон Фенцль получал право не только на постановку, но и на экранизацию «Швейка». В качестве задатка автор тут же получил 1500 крон наличными.
Итак, теперь Гашек «продал» Нолля. В дополнительном пункте договора содержится прямой запрет на любую постановку «Швейка» без разрешения директора Фенцля.
Постоянно нуждаясь, Гашек не смог устоять перед соблазнительным предложением. Наибольших выгод в переговорах обычно добивался тот, кто приходил последним.
В Липнице наконец устроился и быт Гашека. Договор с издателем Сынеком обеспечил ему постоянный доход, который он использовал для частичной уплаты долга Инвальду, а также для кое-какого улучшения гардероба. До той поры у него была лишь потрепанная одежонка, подаренная лесничим. После встречи Нового, 1922 года он вместе с Лонгеном едет в Прагу и привозит синий костюм, серую шляпу и трость с серебряным набалдашником. Из купленного в липницкой лавочке люстрина заказывает у портного два домашних костюма, один — себе, другой — своему писарю Клименту Штепанеку. На лето Гашек сшил на заказ просторную полосатую русскую рубаху и подпоясывал ее синим шнуром с кисточками.
Все это опять-таки свидетельствует о его простоте и удивительной самобытности. К вещам у него было особое, сугубо личное отношение, а на то, что скажут другие, он не обращал ни малейшего внимания. В отношении к деньгам сказывалась детскость Гашека, широта его натуры; даже живя в долг, он всегда платил за любую услугу.
Память о нем живет здесь в многочисленных легендах и анекдотах. Гашек был человек простой, но переменчивый и многоликий. Каждый мог воспринимать его по-своему. Он любил подтрунивать над другими и над собой, любил оставлять слушателей в неведении относительно того, рассказывает ли он правду или сочиняет. Ни своим поведением, ни внешностью он не походил на серьезного литератора. Порой, когда его умение владеть пером ставилось под сомнение, ему даже приходилось защищать свою писательскую честь.