В строй!
В бой!
Близки враги!
И кони с весельем заржали, и в сечу
Быстрее крылатых, погибельных стрел
Помчались неверным гяурам навстречу…
И сталь засверкала, и бой загудел.
Вихрь пыли и крови взвился над землею:
Мелькают в нем головы пестрой толпою,
Горящие очи, иссохшие губы,
Страданьем и злобою сжатые зубы,
В крови распростертые стройные станы,
Предсмертные взоры и смертные раны…
Но вот, перегнувшись на белом коне,
Неведомый воин несется ко мне:
Блестит его сабля, звенят его шпоры, —
То русский, то враг!
Наши встретились взоры…
Грозя мне, привстал он на легком седле;
Уж вижу морщины на старом челе,
Наряд боевой и на бляхах насечку,
И красные ноздри коня, и уздечку…
Мгновенье — и бой загорится на смерть.
Я дрогнул… Взглянул на далекую твердь:
Там, с пристальным взглядом, зловеще унылый,
Над битвой парил Азраил длиннокрылый;
Казалось, он в битве кого-то искал…
Нашел — и, сраженный, с коня я упал!
И конь мой, испуган, взвился надо мною,
Как буря, дыша и гремя в вышине;
Взвился, покачнулся и черной скалою
Внезапно застыл. И почудилось мне,
Что неба достиг головой он косматой,
Что бой раздавил он, что грудью подъятой
Затмил лучезарное солнце. Вокруг
Все тенью ночною покрылося вдруг
И звезды блеснули, и месяц далекий,
Серпом перегнувшись, в лазури глубокой
Новиснуд, янтарною тучкой обвит.
Гляжу — то не конь надо мною стоит.
То дикий утес при луне серебристой
Вздымается гордо стеной каменистой.
Он дремлет… Но сумрак окрестный гудит,
Гудит голосами, и плеском, и ревом…
Все громче и громче! И в ужасе новом
Я вспрянул, взглянул — верь ты мне иль не верь, —
Но целое море, щетинясь, как зверь,
Объемля всю землю от края до края,
Мильонами волн и дымясь, и сверкая,
Бежало, как войско на приступ, ко мне.
Я кинулся с воплем к отвесной стене,
Но зверь-океан нагонял меня; вот
К скале он прихлынул, скалу он грызет,
Взметает и пену, и брызги, и пламень…
Дрожащей рукой ухватившись за камень,
Не в силах от пропасти глаз отвести,
Висел я в пространстве. Одежды мои,
Как крылья подстреленной птицы, метались,
Мне били в лицо, трепетали и рвались…
И видел я праздник подводных духов:
Они веселились в пучине просторной;
На каждой волне прыгал карлик проворный,
Бил в бубны, коверкался на сто ладов,
Плевал на меня в вышину и смеялся,
Нырял и опять на поверхность являлся;
И видел я глубь океана, и рыб
Чешуйчатых, малых, больших и громадных,
Вертлявых и пестрых, холодных и жадных,
Стадами бродивших средь пенистых глыб.
Все выше и выше вздымались те глыбы,
Все ближе и ближе являлись мне рыбы.
Уж карлы, скача на упругих волнах,
Руками старались поймать мои ноги;
Лишь месяц далекий, не зная тревоги,
Все ярче и ярче блистал в небесах
И звезды спокойно мерцали в лазури,
Где нет ни морей, ни утесов, ни бури!
И слышал я стоны пародов земных
С полудня, с полночи, с заката, с востока, —
Все гибло в кипящих пучинах морских,
Все звало на помощь Аллу и Пророка!
Но черная туча на небе взвилась,
Как призрак, махая краями одежды;
И скрылись звезды, и месяц погас—
Последняя искра, последней надежды;
И грянул впотьмах над вселенною гром,
И голос победный послышался в нем:
«Вот слово Мудрого, — Того,
Кто сотворил моря и сушу:
Рабы презренные! Чего
Хотите вы? Я мир разрушу,
Я новый в миг опять создам,
Но в нем, отверженцы Пророка,
Клянусь зрачком десного ока,
Уже не будет места вам!
Не надувайтесь же гордыней.
Ответьте мне: где ваша мощь?
Вы зрели тучу над пустыней
И говорили — это дождь.
Лжецы! То вихрь, несущий кару;
Готовьтесь к грозному удару,
Дрожите, падайте во прах!..
Зачем так исказились лики?
Что означают эти крики?
Я отвечаю: это страх
Творивших зло и преступленья;
В великий день суда и мщенья
Они ничто в моих глазах!
Я ослеплю их всех туманом,
Я затоплю их океаном,
Я вскипячу тот океан. —
Они погибнут в муках ада;
Но ждет великая награда
Того, кто в жизни чтил Коран!» [2]
Умолк — и мир поколебался,
И в черном вихре я помчался,
Куда — не знаю! Предо мной,
Мгновенно слившись в рой летучий,
Огонь и мрак, и дым, и тучи
Мелькали с дикой быстротой,
Безумным хором оглушая,
Свистя, шипя и завывая,
Как будто сонмы злых духов
Слетались с четырех концов
На праздник гибели вселенной.
Но снова грянул гром священный—
В миг шум сменился тишиной,
Умчался ночи мрак бессильный,
Разлился свет волной обильной…
Но где же я и что со мной?
Над головой, безоблачный, безбрежный,
Небесный свод раскинулся в сияньи
И радуги великие врата
Семью цветами ярко трепетали.
Казалося, в них камней самоцветных
Неистощимый, частый лился дождь,
Волшебно в солнечных лучах играя
И падая на блещущего солнца
Бесценный, ослепительный алмаз.
И в райские врата вступил я смело.
Передо мной в туманном отдаленьи
Зубчатых стен причудливый узор,
Роскошные дворцы и минареты
Являлись, как воздушные обманы,
Как гения свободный мечты.
Я видел их, но к ним мне не хотелось,
Они лишь взор красой своей ласкали.
Вокруг меня цвел дивный вертоград
И я вдыхал цветов благоуханье,
То нежное, то страстное, как счастье
Весенних грез и пламенных надежд;
Напевы птиц, сливаяся с журчаньем
Ленивых волн студеного потока,
Меня влекли под сладостную сень
Разросшейся над берегом оливы.
Там хорошо в дремоте молчаливой
Склониться, созерцая вечный день.
И я пошел, и лег, и рой видений
Слетел ко мне для страстных наслаждений,
Для радости и неги, для любви,
Незнающей печали и разлуки.
Какой язык или какие звуки
Их выразят? Закрыв глаза мои,
Я пил вино небесного веселья
И в облаке волшебного похмелья
Мне слышалось: вкушай, вдыхай, лови—
Все для тебя! плоды, цветы, лобзанья
Покорных дев… Улыбки их очей,
Их ласки, их напевы, их желанья…
О, не страшись! Огня в груди твоей
Не утолят блаженные мгновенья:
Здесь в счастьи нет отравы пресыщенья,
Как нет измен, притворства и цепей!