Гаврюхин городишко Апрельск знал неплохо и показал, куда ехать. За фабрикой игрушек — местным промышленным «гигантом», где работало несколько тысяч «химиков» — поворот. Дальше мимо недостроенного культурного центра «Прогресс», возводившегося уже восемь лет, перед которым возвышалась фигура Музы болотно-зеленого цвета. Может, она и должна была напоминать замордованным неурядицами и пустыми магазинными полками, сумасшествием перестроечных голодно-свободных лет, утонувшим в беспробудном пьянстве и безысходности, в никчемных заботах и колбасно-сосисочных радостях жителям о чем-то возвышенном и прекрасном. Может быть. Однако больше статуя напоминала не Музу, а утопившуюся от тоски гипсовую девушку с веслом, выуженную рыбаками и сразу возведенную на пьедестал.
— За статуей направо. Там, где универсам, во двор, — снисходительно, как опытный лоцман, указывал Гаврюхин.
Дверь открыла блеклая полная женщина с тусклыми, настороженными глазами.
— Нам бы Ивана Смирнова увидеть.
— Нет его, — напряженно и неприветливо сказала женщина.
— Подполковник Крымов, областной уголовный розыск, — он показал удостоверение и прошел в квартиру.
— Что же это делается? Что вы все от сынули моего хотите? — всплеснула руками женщина, в ее голосе послышались базарные нотки.
— А кто и что еще от него хочет? — осведомился Крымов, окидывая взглядом заставленную безвкусной и дорогой мебелью, заваленную хрусталем и безделушками квартиру.
— Да еще двое, такие же, как вы, приходили. Из прокуратуры, — женщина была чем-то заведена. — Везде бандиты, матерщинники, на милицию вся надежда, а вы, оказывается, сами не лучше! Ворвались, всю Ванину комнату вверх дном перевернули. Я даже пригрозила начальству написать, а один из них, нахальный, знаете, чего говорит? Ох, ну и нахальный… Говорит: жалуйся, всю семью тогда пересажаем. Ох, ну милиция пошла.
— Не милиция, а прокуратура. Кстати, почему вы решили, что они из прокуратуры? — спросил Гаврюхин, усаживаясь на стул.
— Документ показали.
— Такой? — Крымов продемонстрировал свое удостоверение.
— Похож, но фотография с другой стороны была.
— Ясно. Как они выглядели?
Женщина нехотя и довольно сумбурно описала визитеров. Больше ничего заслуживающего внимания узнать не удалось.
— А где сын может быть?
— Когда муж в рейсе, он от рук совсем отбивается. У Гоши своего. Или у Витька Маратова. Да что он натворил-то?
— Ничего страшного. Просто поговорить надо. Если появится — вот телефон. Пусть позвонит. Ему самому лучше будет…
Крымов опять с трудом завел двигатель и тронул «БМП» с места. Прямо под колеса кидалась ребятня, которая гоняла по двору, так что приходилось ехать осторожно.
— Что все это значит? Кто эти конкуренты, которые квартиру перевернули?
— Что не из прокуратуры — это несомненно, — зевнул Гаврюхин. — Разберемся. Двигаем на «Госконюшню» к Маратову. Может, из него чего вытянем.
Дом Маратова выглядел чрезвычайно запущенным. Крымов распахнул калитку, на него, заливаясь злобным лаем, рванулась с цепи большая грязно-белая дворняга. Затем на пороге появилась черноволосая, в безвкусном цветастом платье толстая женщина. Хмурому выражению ее лица вполне соответствовал синяк под левым глазом.
— Чего собаку пугаешь?
— Поговорить надо. Милиция, — Крымов продемонстрировал удостоверение.
Красная книжечка смутила хозяйку дома лишь на миг. В ее глазах даже мелькнул испуг, но она быстро взяла себя в руки и звонко завопила:
— Ну и че? Ты энтот, ордер неси, тогда заходь. А сейчас нечего собачонку пугать!
Крымов зашел за калитку, собака вновь с лаем рванулась на него, но достать не могла из-за короткой цепи.
— Слышь, хозяйка, — ледяным голосом произнес он. — Убери своего волкодава, не то пристрелю его к чертовой матери. И не слишком наглей — не то другой разговор будет.
В этом человеке, которого Нинка видела впервые, было нечто пугающее и не вызывавшее желания встречаться с ним вновь. От него исходила сковывающая холодная энергия.
«Прям Кашпировский», — подумала она и недовольно махнула пухлой рукой, которую стягивал дешевый браслетик:
— Ладно, проходите.
В тесном коридорчике Нинка протиснулась бочком в комнату, пытаясь что-то заслонить от гостей. Крымов рассмотрел наполненную мутной жидкостью двадцатилитровую бутыль. Наверняка, самогон. Это объясняло недружелюбный прием, оказанный милиции.
— Где мужик твой? — спросил Крымов, быстро и бесцеремонно осмотревший все помещение. Он уселся на шатающийся стул в крохотной кухне с облупившейся краской на стенах и потолке. Прямо над раковиной с яркого плаката томно взирала полуголая Мадонна.