— Звать тебя как? — рявкнул он резче, чем собирался.
— Э… я? То есть… Айнар. Айнар Венегас, — тесхенец заморгал. Темные глаза его наводили жуть, и как будто того было мало, он достал какие-то стекла в обивке из желтого металла, нанизал на переносицу. — Простите, — добавил он. — Я близорук.
— Это что, твоя Искра Зрения? — Конрад ткнул в стекляшки.
Тесхенец задумался.
— Не думаю. Это просто очки.
Оба уставились друг на друга.
— Ладно, — пробурчал Конрад. — Вот что, раз ты жив-здоров теперь, то Светочи с тобой, и…
«Проваливай, куда твои жуткие стеклянные глаза глядят», — собирался он заявить, но Айнар Венегас перебил его:
— Да, конечно, за мной долг. Я чрезвычайно вам благодарен, а ваша дочь рассказала, что у вас проблемы с колодцем. Полагаю, я сумею сделать насос для полива.
Был бы тесхенец здоров, Конрад съездил бы тому по уху за самозванную наглость. Это ж додуматься надо — Светочем назваться! Ляпни такое где-нибудь в Могро — и двух дней не проживешь, хотя нет, прожить-то можешь куда дольше, в подвалах Пылающего Шпиля.
А так только пробурчал:
— Ведра, что ли, будешь таскать? Там же аккуратно надо, по трубочкам…
— Знаю, у вас зона рискованного земледелия, капельное орошение. Поверхностные грунтовые воды соленые, пресные залегают глубже, поэтому разводите суккуленты, называемые «красной пшеницей» …
Конрад на эту тираду просто вытаращился. Райна охнула: никак, умом тесхенец повредился.
Вот только Конрад разобрал: не повредился. Слова странные, чужие, так даже Светочи не говорят, и понял Конрад с третьего на пятое, и все же.
— Ну… — промычал он коровой, — вроде того. Искра воду подымает с глубины, а потом по завороженным кишкам и по трубочкам. Искры — они весь мир создали, и каждую минуту создают, а владеют Искрами Светочи благословенные.
Райна благочестиво сложила руки пальцами вверх. Заглянувшие как раз на кухню дети повторили за ней. Тесхенец не шелохнулся, и это уже начинало злить: у них там, что, своих Светочей нет? Вроде были…
— В лесу существуют эндемики, способные вытягивать соль и «дышать ею», но эти территории токсичны, поэтому приходится вырубать. Так! Госпожа и господин, дайте мне неделю. Я знаю, что делать.
Олле с Виктором попрятались за мать. Иванка стояла, открыв рот. Тесхенец улыбнулся. По уху ему все равно хотелось врезать, просто чтобы говорил по-человечески, не вплетал эти словечки на родном языке.
Ну, или Конрад решил, что Айнар Венегас просто говорит на наречии далекого жаркого Тесхена…
Правила гостеприимства гласили: выходить умирающего — угодный Светочам поступок и долг каждого, но и возиться с ним больше не хотелось. Поскорее бы оклемался да валил прочь, ворчал по вечерам Конрад, заглядывая к Олафу-пивовару. Трактира или таверны в деревушке отродясь не было, летом собирались под навесом, зимой — у кого-нибудь, чья жена дозволяла.
Искра у Конрада Груна так и не ожила. Он одолжил у Гунтрама запасную; та видала лучшие дни, напоминала полудохлую бабочку в своем полупрозрачном кристалле. Но работала, колодец снова качал, как надо — сама по себе, по трубочкам, шла вода и поила корни красной пшеницы — не слишком поверху, не слишком глубоко, чтобы не скапливалась лишняя соль. Соль все равно остается, понадобится еще одна Искра, и Конраду даже думать не хотелось, откуда ее брать.
Он мрачно осушил вторую кружку пива, когда подсел кузнец Клаус.
— А этот-то, ваш, тесхенец, чего-то задумал, — прошептал он так громко, что все обитатели Малых Ручейков обернулись. Кажется, даже те, кто не явился сегодня за пивом.
— Да и тьманник с ним, — буркнул Конрад.
— Принес какую-то картинку, просит чего-то там выковать. Я ничего не понял, так он попросил сам поработать в кузне.
— Да и тьманник…
— Говорил, колодец сделает, чтобы сам воду качал. Он, мол, туда сунулся, а там ручей. Только на самом дне. Твердил, мол, теперь-то точно все получится как нельзя лучше.
Конрад грохнул глиняной кружкой о стол.
— Блаженный он. Болтает всякое.
Еще и Иванка за ним шастала, «книжку» все просила посмотреть. Слыханное ли дело, книжку! Она бы еще Светочем назвалась!
Клаус заухмылялся в русую бороду и в свое пиво.
— Боишься, что Иванка с чужаком спутается?
— Не боюсь. Она девка хорошая, работящая. Зачем ей дурной тесхенец? С этими еще штуками в глазах…
Круглые блестяшки, похожие на очищенный резервуар для Искр, пугали не меньше странных речей и «книжек», и порой все-таки Конрад сомневался: а ну как правда тесхенец — Светоч? Но они другие, совсем другие, у них золотые и серебряные пальцы, а на кончиках ногтей сияющая пыльца.