Олег Агранянц
Гаснет луч пурпурного заката
Часть первая
Будни министерства тогда еще советской прибалтийской республики
1. Путь в культуру
1. Мрачное узилище
Процедуру развода арестованных по камерам Борис знал по кино, даже сам на какой-то пробе играл конвоира. В жизни всё оказалось похоже.
Конвоир подвел его к двери, вынул из кармана связку ключей, открыл дверь:
— Проходи.
Комната от силы восемь на восемь, две кровати, окно с решеткой, в центре стол, за которым чахлый субъект в очках читал книгу. «Явно не разбойник-душегуб, скорее Раскольников», — отметил про себя Борис и поздоровался:
— Привет. Я — Борис Аристов.
Человек за столом оторвался от книги:
— Привет. Ты здесь в первый раз?
— В первый.
— Догадался. Здесь сначала называют фамилию, потом имя. Я — Треугольников Аристарх. Ты по какой статье?
— Хулиганство.
— В чем обвиняют?
— Ходил голым по улицам.
— У нас редко кто ходит голым по улицам. Как тебя угораздило?
— Глупая получилась история. Я приехал вчера вечером. Остановился в гостинице «Голубой источник». Знаешь такую?
— У нас есть и похуже.
— «Голубой источник», а в душе воды ни голубой, ни зеленой. У одних «с корабля — на бал», а у меня — с поезда — в баню. «Городские центральные бани».
— Звучит красиво.
— Красиво, — согласился Борис. — А на поверку — так, помывочный пункт. Поплескался в душе, помыл голову в шайке. Смотрю, остался один. Выхожу в раздевалку. А там сюрприз: вещички мои исчезли. Прыгаю, как папуас у костра, соображаю, что делать. И потом на выход. Шествую по улице в натуральном виде. Холодно и непривычно. Спрашиваю у прохожего, как пройти до отделения милиции? А он мне: Не стоит вам по этому поводу беспокоиться. Они сами вас найдут.
— Эти точно, найдут, — вздохнул Треугольников.
Борис понял, что его сокамерник с работой милиции знаком.
— Нашли. Пяти минут не прошло, как явились на мотоцикле с коляской. Повезли в отделение. Там дежурная естественно — девица. Лейтенант. Спросила, как я разделся: по глупости или по хулиганке. Я ответил нейтрально: «так получилось». Она вздохнула и сказала, что так действительно иногда получается. Потом пришел майор и объяснил мне, что я нарушил общественный порядок и надо составить протокол. А для того чтобы составить протокол, нужно опросить работников бани.
— Это верно. Нужно.
— Потом отвезли в тюрьму.
— Тебе повезло. В твоем положении лучше в тюрьму, чем в психушку. Из тюрьмы ты хоть когда-нибудь да выйдешь. Откуда одежонка?
— Дали здесь. Думаю, сняли с покойника.
— Точно. Тут у нас недавно один помер. Болел, говорят. Глядишь, болезнь и не заразная. Была у собаки хата, дождь пошел — она сгорела.
— А у меня и хаты нет. Нечему гореть. Ты по какой статье?
— Инкриминируют похищение большой суммы. Я бухгалтер. Родственники у тебя есть? Передачи носить.
— Никого нет. Мать умерла три года назад; отца ни разу не видел. Те, кто видел, говорили, что я ничего не потерял. Учился в театральном вузе. Потом театр, оттуда выгнали. Теперь ищу работу
— Так ты актер?
— Актер.
— Безработный?
— Безработный
— За что из театра выгнали?
— Длинная история.
— А ты покомпактнее.
— Ладно. Попытаюсь.
2. Нет повести печальнее на свете
— Начну с того, что наш художественный руководитель был тогда в запое, и капитанский мостик занял режиссер Игорь Викентьевич Смольников. Тот только что вернулся из командировки в Европу и, понятное дело, был полон идей. После одного из спектаклей вызвал он меня и Юлечку Недобитову, мы играли Ромео и Джульетту. Сначала похвалил: «Хорошо, динамично», потом стал рассказывать о своих встречах в Европе: «Нам надо учиться. Но не подражать. Искать своё».
— Искать своё — это правильно, — согласился Треугольников. — На немазаной сковороде блинов не испечёшь.
Борис не понял, к чему он это сказал, но решил не уточнять:
— Верно, не испечешь. И я предложил слегка откорректировать текст. Игорь Викентьевич обрадовался: «Прекрасная идея. Попытайся найти неожиданный поворот. Порви с косностью». Мне всегда было жалко, что там, у них в Вероне, всё плохо кончается. И я попросил местного поэта слегка подкорректировать текст. В последнем акте Ромео ожил. И Джульетта тоже ожила.
— Смело.
— Смело.
— И как публика?
— Сначала обалдела. А потом ничего. Одна женщина даже благодарила. Спасибо, — говорит, — за доброе сердце. Так, как у вас, лучше. Некоторые даже плакали от радости. Но нашелся один козел.