По своим философским воззрениям Ле Вайе был скептиком. Однако скептицизм его был направлен вовсе не на то, чтобы дискредитировать научное познание и дать место вере. Как раз наоборот. Одна из его работ озаглавлена: «О пользе скептицизма для науки» (1668). В первую очередь он направлен против теологического догматизма. «В самом существовании бога он хочет видеть одну из тех мистерий, в которые следует верить без поощрения философией, следуя авторитетам, закрыв глаза» (57, стр. 141). Вполне понятно, что в его время и при его общественном положении он не мог обходиться без «философской дипломатии». «Сомневаться в религиозных догмах, не считая ни уместным, ни возможным восставать против них, с удовольствием подрывая их, не претендуя на их отвержение… такова была участь Ла Мот Ле Вайе на протяжении большей части его жизни» (57, стр. 505).
Литературные произведения этого участника «четверки» отличаются сарказмом, издевательством над банальностями и трюизмами. Четвертый диалог его «Диалогов Оразия Туберского» носит название «Ослы нашего времени». Это язвительная апология «ослиной философии», презирающей искателей, критически мыслящих новаторов. Нетрудно представить его высказывания в откровенных беседах с друзьями из «четверки». Следует особо отметить его книгу «О добродетели язычников» (1641), развивающую идеи этического историзма и своеобразного нравственного релятивизма. Эту книгу можно считать прологом к этической концепции Пьера Бейля, разрывающей связь морали с религией.
Таковы были верные друзья Гассенди: очень разные люди как по своему общественному положению, так и по своим нравам и темпераменту. Когда, занимаясь Гассенди, знакомишься с «четверкой», невольно приходит в голову поговорка: «Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты». При всем различии их объединял лозунг Горация, служивший девизом всей деятельности Гассенди: «Sapere aude!» («Отважься быть разумным!») В этом они были единомышленниками.
Латинский афоризм «Habent sua fata libelli» (книги имеют свою судьбу) в полной мере приложим к сочинениям Гассенди.
Основной труд Гассенди, плод его двадцатилетней работы, «Свод философии», а также и его «Свод философии Эпикура» и вторая книга «Парадоксальных упражнений против аристотеликов» были опубликованы лишь посмертно в шеститомном Собрании сочинений, изданном в Лионе его учеником Сорбьером в 1658 году. В 1727 году это издание было перепечатано во Флоренции. С тех пор в течение трех столетий ни одно из произведений Гассенди не переиздавалось, а главное — ни одна из работ Гассенди не была переведена с латинского на французский язык, т. е. не стала доступной сколько-нибудь широкому кругу читателей, интересующихся историей философии. Существовало лишь не вполне адекватное изложение этой философии, сделанное учеником Гассенди Бернье в 70-х годах XVII века и с тех пор также не переиздававшееся.
Историки философии, как правило, игнорировали это учение. В «Истории философии» Гегеля о Гассенди — три строки; в двухтомной «Истории новой философии» Виндельбанда — двадцать пять строк; в объемистой истории Рассела он только упоминается. Даже в многотомной истории философии одного из крупнейших французских историков философии — Э. Брейе Гассенди уделено всего лишь пятьдесят строк. Первая диссертация о Гассенди, защищенная в Парижском университете в 1898 году Анри Берром (серьезный, вдумчивый результат четырнадцатилетней работы), была, в соответствии с университетскими требованиями, написана по-латыни. «Гассенди, — утверждает Берр, — образует как бы превосходное средоточие для рассмотрения всего того, что в XVII веке противостояло официальным принципам» (27, стр. 16). Он высказывает надежду, что «будущее воздаст Гассенди должное» (27, стр. 59).
На конгрессе, происходившем наконец в Дине в ознаменование трехсотлетия со дня смерти Гассенди (лишь в 1852 году, спустя двести лет после смерти, в этом городе была воздвигнута в память о нем бронзовая статуя), Ж. Куароль в своем выступлении обратил внимание участников конгресса на тот факт, что Гассенди никогда не фигурирует ни в каких учебных программах, ни в перечне тем дипломных работ философских факультетов.
Автор обстоятельного исследования истории философии XVII века иезуит Гастон Сортэ один из заключительных параграфов раздела своей работы, посвященного Гассенди, называет: «Незаслуженное забвение Его причины», пытаясь объяснить, «почему учение Гассенди было при жизни его лишь беглой волной, а впоследствии она скрылась во мраке глубоко несправедливого забвения» (67, стр. 250). И тут же Сортэ выискивает всяческие оправдания тому, что забвение это, «жертвой которого стал Гассенди», отнюдь не было «совершенно неоправданным» (67, стр. 248). Латинский язык, на котором писал Гассенди, ограничивал сферу его влияния, объясняет Сортэ. Но почему этот международный язык тогдашних ученых не побудил их и последующих философов к тому, чтобы сделать доктрину Гассенди более доступной? (Кстати, сам Гассенди сделал латинский перевод с древнегреческого X книги Диогена Лаэртского для того, чтобы сделать более доходчивым излагаемое в ней учение Эпикура [1].)