Мы с Ленкой продиктовали Ауроре свои паспортные данные, а та добросовестно ввела их в компьютер.
— Сейчас я сообщу, сколько вам придется ждать, — улыбнулась администраторша, пробегая пальчиками по клавиатуре. В машине что-то
пискнуло, хрюкнуло и, наконец, зазудело. Личико Ауроры приняло оченьозабоченный вид.
— Мне не хотелось бы вас сильно тревожить, сеньоры, — произнесла она тоном докторши, подготавливающей родственников к сообщению о смерти больного, — но по данным компьютера вы нуждаетесь в экстренной консультации. Сеньора Эухения примет вас вне всякой очереди.
— А в чем дело? — Хавронья испуганно заморгала. Все-таки «Дунька» — это навсегда…
— Об этом вам сообщит сеньора Эухения, — развела руками Аурора.
Дежурная девочка, уже собиравшаяся вести наверх сеньору Пилар Контрерас, вежливо залопотала что-то толстухе, объясняя, насколько ужасно положение сеньора и сеньоры Бариновых, приехавших из России, и заболтала дуру до такой степени, что та посмотрела на нас таким сочувственным взглядом, будто нам предстояло отправиться в газовую камеру. Другая девочка тем временем повела нас по лестнице.
На втором этаже мы угодили в длинный коридор, освещенный каким-то странным образом: по стенам, потолку и полу были в хаотическом беспорядке размещены тысячи мелких лампочек. С трудно определимой периодичностью они гасли и загорались — цепочками, кучками, пятнами, и создавалось впечатление какой-то зыбкости, непостоянства, меняющегося объема. Кроме того, возникало ощущение космической пустоты. Звучала некая астральная музыка, вселявшая настроение тревоги и растущей угрозы. В общем, психологическая обработка у сеньоры Эухении была поставлена на два порядка выше, чем у нашего доморощенного экстрасенса Вадима Белогорского, у которого я полтора месяца назад добывал перстни Аль-Мохадов… Само собой, финансовое положение у покойного было похуже.
Вспомнив о Белогорском-Вайсберге я поежился, ибо то, что хранила на эту тему моя память, было не то фильмом ужасов, не то лженаучной фантастикой. Не очень верилось мне и в ту версию событий, которую поведал Чудо-юдо. Все-таки мое пионерское воспитание сказывалось. А вот подсознание реагировало на светомузыкальные эффекты, и кое-какая жуть отчего-то находила…
В конце концов мы уперлись в массивную черную дверь, которая открылась с неким музыкальным звоном.
Девочка как-то незаметно испарилась, и в дверь мы вошли только вдвоем с Ленкой.
ЭУХЕНИЯ ДОРАДО
Кабинет «Хайдийской Кассандры» был оформлен примерно в том же стиле, что и кабинет Белогорского. Прежде всего было много черной драпировки. Именно она должна была производить впечатление потусторонности и прочего. Эухения восседала под каким-то сооружением из черной материи — не то шатром, не то балдахином. Там горели свечи, расставленные в каком-то продуманном беспорядке на высоких шандалах из темной бронзы, и стоял стол, покрытый черной скатертью. На столе лежали стопа книг устрашающе древнего вида, желтый череп (скорее всего отштампованный из пластика, а не натуральный, как у Белогорского) и что-то вроде магического кристалла, но значительно более качественно выполненное, нежели стекляшка, которой пользовался Вадим.
Отчего-то я предполагал, что увижу косматую бабку с крючковатым носом и костлявыми пальцами. На самом деле сеньора Эухения Дорадо оказалась дамой весьма моложавой. Смотрелась она лет на сорок, не больше. Нос у нее был длинный, но прямой и ровный, а руки явно носили следы заботливого ухода. Волосы были аккуратно уложены вокруг головы в скромную прическу, похожую на ту, что носили партийные тети 50-х годов. Примерно те же ассоциации вызывал ее серый жакет — только депутатского значка не хватало. Правда, парттетя не нацепила бы на шею золотую цепочку, на которой словно бы напоказ висел крестик-распятие.
— Подойдите, дети мои, — сказала сеньора Эухения. — Садитесь в кресла поудобнее. К сожалению, прежде чем приступить к разговору, я должна убедиться, что вы действительно те, кем представились. Не обижайтесь, но это действительно необходимо.
Едва мы с Ленкой уселись в кресла, стоявшие у стола, как Эухения нажала какую-то кнопку под крышкой стола. Откуда-то из недр этой хитрой мебели мгновенно выдвинулись и защелкнулись некие не тяжелые, но вполне прочные захваты. Туловище оказалось перехвачено под мышками и поперек талии, ноги — под коленями, руки — под локтями. Автоматика сработала так быстро, что мы и пикнуть не успели. Чуть позже включился еще один захват, наши головы оказались прочно зафиксированы «в фас», то есть мы вынуждены были смотреть прямо перед собой. Вслед за этим дважды сверкнула фотовспышка. Потом кресла повернулись на девяносто градусов, и нас сфотографировали в правый и левый профиль.
— Теперь отпечатки пальцев, — предупредила Эухения.
На сей раз все обошлось без автоматики. Бесшумно появилась девочка-ассистентка и нежными лапками ловко дактилоскопировала все четыре пятерни, после чего аккуратненько протерла наши пальцы спиртом.
Карточки с отпечатками девочка передала своей хозяйке. Та взяла со стола одну из книг, открыла… Оказывается, под переплетом прятался компьютер типа ноутбук, с плоским цветным экранчиком. В другой псевдокниге скрывался компактный сканер. Эухения тут же сканировала наши «пальчики», ввела туда же наши фото в фас и оба профиля, а затем поручила компьютеру разбираться — мы это или не мы. Вероятно, все эталонные данные у нее уже были. Естественно, что попасть к Эухении они могли только от Сергея Сергеевича.
Меня немного беспокоило, не ошибется ли компьютер. Его скрупулезность могла сослужить дурную службу. Увидит какую-то лишнюю царапину на лице или порез на пальце и не захочет нас узнавать. А я подозревал, что от результатов компьютерной идентификации наших личностей во многом зависит не только содержание нашей беседы с супергадалкой, но и общая продолжительность нашего земного бытия.
Однако, как видно, программу для компьютера разработали не дураки. Пошуршав и похрюкав, ноутбук дал положительный ответ, и Эухения улыбнулась.
— Все в порядке, — сказала она. — Вы действительно те, кого я жду. Эухения Дорадо сердечно приветствует вас, сына и невестку дона Серхио, моего давнего, хотя и заочного, знакомого. Сейчас у нас мало времени для обстоятельного разговора. Я должна завершить прием посетителей. Сейчас Пепа проводит вас в столовую, вы пообедаете, немного отдохнете, и через пару часов мы сможем продолжить нашу беседу более обстоятельно. Вас это устраивает?
— Вполне, — ответил я, ибо от возможности пожрать на халяву не отказывался нигде и никогда.
Захваты отпустили нас, вновь появилась девочка, бравшая у нас отпечатки пальцев, и пригласила нас пройти в малоприметную дверцу, закрытую полотнищем черной ткани.
Как я понял, мы очутились в закрытой для посетителей части дома, где размещались личные апартаменты Эухении.
Непосредственно за дверцей был короткий коридорчик, который вывел нас на галерею внутреннего дворика, сработанную все в том же испано-арабском, мавританском стиле, с витыми колоннами и арками. Посреди дворика в овальном бассейне журчал фонтан, симметрично которому располагалось несколько небольших прямоугольных клумб, пестревших цветами самых ярких оттенков, ароматы которых хорошо пронюхивались даже на втором этаже.
Пепа, скромно помалкивая, провела нас с Ленкой вдоль нескольких застекленных дверей.
— Слушай, — пробормотала Хрюшка озабоченно, — а Гомес не укатит? У него ведь там наш мешочек…
— Да, — прикинул я, — ты ведь ему только два часа оплатила. Придется, наверно, еще на десять гринов расколоться.
Тем временем Пепита остановилась, распахнула перед нами дверь и нежно проворковала:
— Пор фавор, сеньорес…
Это была, вероятно, личная столовая сеньоры, не предназначенная для шибко большого стечения народа. За овальный стол можно было усадить не более шести персон.