— Директора я знаю еще с того времени, когда он работал в радиомагазине. Вместе сидели на совещаниях, вместе подписывали разные обязательства — до него я ведь три месяца исполнял обязанности директора комиссионного магазина. Но кто-то наверху, наверно, шепнул насчет Сильвы, и поставили Гринцитиса. Он в первый же день предложил не совать нос друг другу в дела, но уже через неделю знал обо мне всю подноготную — как малыша звать, сколько денег отвожу Сильве, как выкручиваюсь, чтобы зарплату всю до копейки отдавать жене... Мои побочные доходы невелики. Поверьте, все, что вы видели у меня дома, заработано Викторией. За каждую луковицу тюльпанов она ведь получает по пятнадцать копеек. Потом огурцы и...
— Ясно! — Страупниек в данный момент не был расположен философствовать о выгодах огородничества. — Какой компромисс он предложил?
— Обещал отпускать меня по понедельникам. Раньше я мог вырываться только после работы, изредка — по воскресеньям, если скажу Виктории, что еду за рыбой... Но для надежности он мне велел расписываться на квитанциях, чтобы начальство не уличило нас в мелком жульничестве. Басню про ревизию тоже Гринцитис придумал. Время от времени он ездил со мной в Ужаву, на смотрины подарил целых двенадцать серебряных ложек, а уж бутылок привез... Мне только не нравилось, что слишком часто он говорил о своей роли благодетеля, напоминал даже в тех случаях, когда просил о самом пустячном одолжении. И сразу начинал угрожать, если во вторник я удивляюсь, откуда вдруг столько «Сикур». Но я ничего плохого не подозревал — люди их разбирали, словно горячие пирожки, и никто не жаловался.
— А граждан, сдававших «Сикуры» для продажи, вы лично не видели?
— Никогда!
Опознание требовало немалой подготовки. Надо было подыскать двух мужчин, ростом и сложением схожих с Гринцитисом, но чтобы не носили очков и не выделялись никакими особыми приметами; нужны были коричневые плащи и кепки; опознаваемых надо было соответственно одеть и посадить рядом с директором комиссионного магазина. И лишь после этого пригласить в кабинет Еву Лукстынь.
Она села на стул для посетителей, застенчиво опустила глаза и терпеливо слушала разъяснения Страупниека о цели эксперимента.
— Можете ли вы среди присутствующих опознать мужчину, который одиннадцатого октября прошлого года провожал вас на станцию Ужава и по дороге набросился на вас? Попрошу вас посмотреть внимательно и ответить на вопрос, сознавая всю ответственность.
Ева ни секунды не колебалась. По ее глазам было видно, что она сразу узнала Иманта Гринцитиса. Однако ей до того хотелось насладиться ощущением своей значительности, ведь от нее сейчас зависела судьба человека, что Ева притворилась, будто она сомневается. Еще и еще раз обвела взглядом всех троих, но не произнесла ни слова.
— Кончайте ломать эту комедию! — вдруг злобно выпалил Имант Гринцитис и вскочил на ноги. — Это был я! И не стал бы отрицать, если бы меня кто спросил. Разве это преступление, если мужчина хочет поцеловать красивую девушку?
— Вы это подтверждаете, товарищ Лукстынь? — спросил Страупниек, на которого ничуть не подействовал взрыв Гринцитиса.
— Да.
— Где вы его видели раньше?
— В Ужаве, на именинах у моей бывшей одноклассницы Сильвы Калнынь.
— Вам известны его имя и фамилия?
— Его там все называли «Тихоупокойником».
— Благодарю вас. Если нужна справка по месту работы, секретарь вам даст.
...Чип такой уверенности не проявил. Он долго смотрел на троих мужчин, попросил их встать, повернуться в профиль. Наконец, показал пальцем на Гринцитиса.
— Наверно, вот этот и был. Если б заранее сказали, я бы тогда получше разглядел.
— Гражданин Гринцитис, шаг вперед, — приказал Страупниек.
— Ну да! — воскликнул Чип. — Теперь знаю, где видал эту личность. Это же он в комиссионке уговорил меня купить «Сикуру»!
— Достаточно, уведите! — Страупниек сделал жест сержанту милиции, который тут же положил руку Чипу на плечо.
...Опознание Гринцитиса филателистом Козловским происходило еще быстрее. Он не пожелал дослушать до конца вопрос Страупниека. Встал и громким голосом заявил, доказывая рукой на Гринцитиса: