Медведь слушал и дивился: ведь как верно этот студентик рассуждает, как точно распознал нутро советских начальников. Обо всех сказать трудно, но о тех, с кем Медведь в Москве сталкивался лично, он и сам мог сказать: сорняки! Уж про бывшего соловецкого начальника Кудрю точнее не скажешь. Да и те гэпэушники, что его торопливо допрашивали в Москве, — тоже будь здоров…
— Так ты, значит, надеешься на свободу отсюда выйти… И что же делать будешь? — допытывался Медведь у башковитого студента Егора.
— Буду продолжать свое дело, чем занимался до Соловков. Я же экономикой занимаюсь. Управлением производства. Рано или поздно, а эта власть поймет, что без нормальной организации хозяйственной и общественной жизни ни черта у нее не выйдет. Рухнет эта власть. А если завтра война — так тем более не устоит. Больно мне, Гера, русскому человеку, дворянину между прочим, видеть, как эти сорняки уничтожают тысячелетнюю Россию и пытаются построить «наш новый мир» на каких-то бредовых идейках третьесортных германских экономистов. Дурацкий лозунг пролетарского интернационала изобрели, идиоты, какую-то классовую борьбу выдумали, мечтают, видите ли, разжечь мировой пожар революции… Словно с Луны все эти теоретики свалились! Я знаешь, Гера, тут на Соловках увидел основу векового российского уклада жизни — в воровских законах и правилах общежития. Раньше я о русской общине только в книжках читал, у графа Толстого, а тут воочию наблюдаю. Ведь это только на поверхностный взгляд вы, урки, — сброд и анархическая масса, а на самом деле вы — община, которая подчиняется неписаным, но строго соблюдаемым законам. У вас четко усвоено, как можно поступать вору, а как нельзя, что достойно вора, а что нет. Вот если бы в России все жили по такому закону, который люди соблюдают по наказу совести, а не по декретам, вот тогда бы наступил справедливый порядок. Я вижу, Гера, ты тут вместе с другими сильными ворами один из главных верховодов, тебя уважают, слушаются, хотя ты не бог весть какой силач и совсем еще зеленый, уж ты прости мне… Зеленый — по годам, но не по статусу! Ты уже в свои двадцать четыре года завоевал доверие урок и их уважение. Тебе и таким же, как ты, почитаемым воровским вождям легко держать всю массу под своей властью. А советские комиссары, хоть у них наганы, да пулеметы, да ключи от карцеров, ничего, кроме злобной ненависти, в народе не вызывают.
— То есть ты к тому клонишь, что неплохо бы в России установить воровские законы? — усмехнулся Медведь. — А ну как простой народ, тот, что на воле, не поймет?
— Во-первых, если дело дальше пойдет так, как они начали, то скоро вся Россия от мала до велика через эти СЛОНы пройдет, — очень серьезно ответил Егор Нестеренко. — И тогда воровской закон утвердить в стране станет во сто крат легче… А во-вторых и в-главных, они — и те, кто тут нами руководит, и те, кто руководит наркоматами да стройками, — ведь ни черта не умеют. Ты только посмотри, как они в этом лагере порядок держат? Ружьем, да пулеметом, да карцером… Неужели других мер нельзя придумать? Или просто не знают других мер, потому как сами в жизни только и видели что жандармский кулак и комиссарский наган… А ведь с народом можно, как с медвежонком в цирке, — да за кусочек сахара или конфетку он тебе и камаринскую спляшет, и через голову кувыркаться будет… Знаешь, что такое капэдэ? Коэффициент полезного действия. Так в механике обозначается эффективность механизма на единицу истраченной на его работу энергии. Так вот, Гера, подозреваю, что капэдэ у этой советской власти очень мал, ничтожно мал. Много очень бестолковости, глупости, жадности, подлости, а сверх того, косорукости… Да по сравнению с этой советской властью власть воровского закона — что твоя Лига Наций!