Но теперь смерть бродила где-то рядом с ними и, что самое противное, была она невидима и могла выбрать любого из них.
К полуночи общество основательно подпило и, наконец, развеселилось.
Музыка орала, заглушая самые громкие голоса и скрадывая скандальность общей атмосферы.
Ровно в час музыка внезапно оборвалась и сразу же стали слышны громкие голоса набравшихся гостей Молочника. Но и они мгновенно смолкли, едва из динамиков вместо ритмичного рэпа раздались тяжелые аккорды, тяжелые и мрачные, смутно знакомые каждому из собравшихся, угрожающие и убивающие малейшие попытки сопротивления.
Один за другим следовали три музыкальных удара по одурманенным алкоголем головам, и потом их окончательно накрывал четвертый, самый зловещий.
А потом раздался хохот. Злой, издевательский хохот. Каждый понял, что смеются над ним. И еще понял, что не надо было принимать приглашение Молочника и приезжать на этот дерьмовый банкет. А теперь – все, теперь поздно, теперь он попал! И этот смех – последнее, что он в этой жизни слышит...
Первым опомнился сам Молочник. С середины зала он бросился к музыкальному центру, чтобы вытащить из него, вырвать диск, с которого сыпался на их головы этот издевательский хохот.
Откуда же было знать испуганному Молочнику, что именно этого от него и ждали. И что именно этого он и не должен был делать, если уж хотел остаться в живых и гостей своих не покалечить...
Едва Молочник выдернул шнур музыкального центра из розетки, раздалось сразу два взрыва. Одним из них в клочья разнесло Молочника, поскольку заряд был заложен за заднюю крышку музыкального центра.
Вторым подняло к потолку столик в центре зала вместе с заснувшим на нем пьяным в дупель Витей Косым из Замоскворечья.
Кроме него и Молочника, убило одного охранника, который в это время пытался разбудить Витю. Зато сломанных ног и рук было не счесть. А одному из гостей оторванной от Витиной ноги ступней сломало челюсть. Приемная Склифосовского была этой ночью переполнена.
А наутро пошла первая волна бегства из столицы. Первыми смылись те, кто был легко ранен ночью на банкете у Молочника. Вместе с ними уходила их охрана, оставляя двух-трех человек из числа самых отчаянных, для наблюдения за покидаемой территорией и собственностью.
К вечеру весть о первом исходе из столицы криминального элемента достигла не только ушей членов всех остальных группировок, но просочилась также и в средства массовой информации.
Слегка обалдевшие журналисты с удивлением сообщали москвичам, что преступные элементы один за другим покидают город. Каждый час приносил сведения о новых беглецах.
Утром следующего дня на экранах телевизоров появился генерал Утин.
Бодрым, но очень неуверенным голосом он сообщил москвичам, что ФСБ и МВД полностью контролируют ситуацию в городе, что слухи о массовых убийствах и изнасилованиях лишены всякого основания (про изнасилования у него случайно сорвалось с языка, просто как речевой штамп – «убийства и изнасилования» – на самом деле никаких слухов ни о каких изнасилованиях, тем более массовых, и в помине не было, но слово – не воробей, пришлось опровергать и этот слух). Закончил Утин свою речь заверениями, что никому не позволено вершить самосуд, что в каждом случае необходимо руководствоваться требованиями закона, потом, видно, представил, как эти его слова воспринимает московское народонаселение, прекрасно понимающее, что в данном случае он защищает как раз преступников, окончательно смутился и исчез с экрана, пообещав держать москвичей в курсе дальнейших событий.
Тузов так и не дождался, когда неизвестные борцы с преступностью примутся за ликвидацию Ходжи Довлатова. Возможно, и дошла бы до него очередь, если бы происшествие в ресторане на Селезневской не переполнило чашу страха и не спровоцировало массового бегства из Москвы.
Это фактически означало, что программа минимум, которую обозначил в своем выступлении по телевидению человек в маске, выполнена. Следовало ожидать, что теперь деятельность группы борцов с преступностью будет перенесена из столицы в другие города.
Именно так оно и случилось. За два дня до истечения назначенного генералом Утиным Тузову срока пришло сообщение из Калуги о том, что расстрелян главный калужский авторитет Федор Сусанин, о котором никто, даже местная калужская милиция, не знал, настоящая фамилия «Сусанин» или это его кличка? Но теперь уж и узнавать не имело смысла.
Смерть его произвела переполох в Калуге. И не только среди местных бандитов, но и среди милиционеров. Дело в том, что обычно, если в бандитских разборках оказывались убитые, калужская милиция не обращала на них особого внимания, никаких дел по поводу расследования подобных убийств практически не велось. Можно даже сказать, что этим руководство калужской милиции как бы поощряло местных бандитов истреблять друг друга, но они не слишком активно бросались это делать. Непосредственно перед убийством Сусанина по приказу Утина по всем региональным ФСБ и управлениям МВД были разосланы циркулярные письма с инструкциями, содержащими подробные указания, как квалифицировать случаи совершения самосуда одним бандитом над другим и особенно приказывалось обратить внимание на группу, именующую себя истребителями преступности. На самом деле эта группа состоит из таких же преступников-убийц, как и те, кого они убивают. В случае ее обнаружения на территории области немедленно сообщить об этом в Москву и принять все возможные меры к задержанию.
Письмо сунули сначала под сукно, как и предыдущие приказы и распоряжения из Москвы, но после того, как был убит Сусанин и на спине у него нашли приколотый булавкой лист бумаги с надписью «Остальным – приготовиться!», московский циркуляр вновь был извлечен на свет божий и тщательно изучен.
Но это была, собственно, единственная мера, которую могло предпринять местное руководство. Кроме изучения этого документа, оно ничего сделать было не в силах – легко сказать принять все меры к задержанию! А как их принять, когда для того, чтобы задержать, необходимо сначала обнаружить...
В Москву было сообщено сразу же, что информацию приняли к сведению. И принялись ждать дальнейших указаний.
Едва пришло сообщение из Калуги, Тузов немедленно вылетел туда, не дожидаясь вызова генерала Утина и очередной головомойки.
Хрен его теперь достанешь – он выполняет ответственное задание, он вылетел в командировку, и вообще он выполняет свой профессиональный и гражданский долг. А Утин пусть сам с Президентом разгребается. И если ему фитиль вставят в одно место, то до Тузова он все равно не скоро доберется, чтобы сорвать на нем свое зло.
А в Калуге Тузова ждал сюрприз. Можно даже сказать, нежданный подарок от этих самых борцов с преступностью. Он уже и сам предполагал, что они вот-вот должны проколоться. И они прокололись.
Не даром утверждает народно-криминальная мудрость, что умный и талантливый преступник никогда не повторяет свои приемы и способы убийства. Любое повторение дает в руки следствия информацию о нем и, мало того, провоцирует преступника и на другие ошибки. Так и случилось.
Стоило только Тузову появиться в калужском «сером доме», как его тут же пригласили к начальнику регионального управления ФСБ, и тот, несколько волнуясь, предложил ему отсмотреть кассету, которую его бдительные подчиненные изъяли на местном телевидении, не дав ей дойти до эфира. Что ни говори, а регионы, до сих пор живущие по старинке и игнорирующие указания из центра о свободе печати и информации, работают гораздо эффективнее.
Раньше, когда этим гадам-журналистам продохнуть не давали, гораздо легче было работать. В Калуге, сохранившей многие из прежних традиций, после получения циркуляра из Москвы изучили всю московскую эпопею и приняли совершенно правильное решение – установили жесткий контроль за местной студией телевидения.