Вы вы, леворуционеры, такие, беззлобно выругался сам на себя Иштван. Однобокие недотыкомки. Ругаться все горазды, зубами скрежетать, а как доходит до дела, сразу принимаются запоздало чесать репу, что это мы такое непонятное себе выдумали. Вот ты что, хочешь в замке заседать, за желтою стеной? Оно тебе там намазано? Нет. Вот и прекращай всю эту ерунду!
— Не так-то это просто, молодой человек.
Иштван чуть не подпрыгнул от испуга. Нельзя же так к людям подкрадываться!
— К чему это вы, мадам Давидович? — а сам через плечо старухе заглядывает, будто невзначай, не следует ли за ней кто. И тут же видит в тумане неловкую тень каланчового роста.
— Вы моего паренька только не пужайтесь. На вид диковат, но в деле ловок. Особенно по части работы топором. Так ведь, Христо, чтобы не соврать?
Спрошенный Христо в ответ только неловко повел плечами. В сыром воздухе тут же раздался резкий сухой хруст, словно бы от сломанной ветки, попавшей под тяжесть случайного сапога.
— Я просил приходить в одиночестве, — только и пробурчал Иштван.
— Стара я стала совсем, — приторным голоском затянула старуха, — вот так споткнусь по случаю, даже и опознать меня некому будет в приемном покое. Нужон мне компаньон на прогулках, жизненно необходим, уж потерпите, молодой человек.
Нашла тоже «молодого», продолжал раздражаться Иштван.
— Вы что-то такое говорили про «не так-то просто».
— И продолжаю настаивать, — ухмыльнулась в ответ старуха, — вы же о том, как вам бы хотелось обо всем подобном позабыть да и жить себе своею жизнею, я угадала?
Вот уж в угадайки с каргой Иштван ни за что бы играть не стал. Себе дороже выходит.
— Как будто у меня есть какие-то альтернативы.
— Вот и Христо мой так раньше говорил, так ведь, штудент Тютюков?
Снова сухо хрустнуло.
— Что-то неразговорчивый он у вас какой-то, — в притворном сочувствии скривил лицо Иштван.
— Жизнь у него тяжелая выдалась, но ничего, разговорим, как есть разговорим! — старуха Давидович при этом проделала в воздухе замысловатый жест рукой, как будто этим что-то объясняя.
— Жизнь нынче у всех тяжелая, — не унимался Иштван.
— У всех да не у всех. Вот ваша, скажите на милость, чем таким плоха?
— За исключением того, что приходится целыми днями следить за поминками и посадками в тщетной попытке сообразить, когда уже придут непосредственно за мной?
— И какой им смысл за вами-то проходить, неуловимый вы наш?
— За исключением того, что я нынче безработный бывший беглый журналист, не по своей воле возвращенец из-за ленточки, пьющий, слабый на передок, но власти предержащие совершенно не любящий? Да еще и разговаривающий вона разговоры со всякими подозрительными личностями? Ну совершенно никакого смысла!
Иштван сам замечал, что с каждым словом все распаляется, но ничего с собой уже поделать не мог.
— А вы не с той стороны зашли, молодой человек. Скажите по-честному — почему мы с вами вообще беседуем? Неужто не смогли бы вы там, за стеночкой, развернуться? Показать, так сказать, мощь слога и раж молодецкой удали?
— Нахрена мне это надо? — только и огрызнулся в ответ Иштван.
— Ну а вдруг? — подмигнула старуха. — Врачи рекомендуют! Для дома, для семьи!
— Вы издеваетесь? — не верил своим ушам Иштван.
— Ничуть, — Давидович внезапно посерьезнела, чудесным образом превращая собственное лицо в камень. Водилась за ней подобная манера разом преображаться. — Если вы решили, что я вам внезапно ритуальный покус пришла предложить, то это вы не по адресу обратились, молодой человек.
И эти его шальные мысли карге были, стало быть, известны. Иштван почувствовал, что краснеет. Кадета Варгу, помнится, тоже будто перекосило всего от неловкого предложения. Ну что им всем, жалко что ли?
— Дело не в жалости. Вы, молодой человек, вовсе не понимаете, чего просите. Поверьте старой женщине, то, что я предлагаю вам сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что вы там сами себе надумали. И знаете что? Пожалуй, я возьму на вооружение вашу же дурацкую фантазию.
— Это которую? — буркнул Иштван.
— С подземным ходом. Юмор в том, что стена эта ничуть не охраняется. Через нее каждодневно ходят туда и сюда сотни тысяч вполне обыкновенных людей.
— Так уж и обыкновенных, — фыркнул Иштван. Скажет тоже!
— Вполне обыкновенных. Кашеваров, уборщиков, полотеров.
— Вы хотели сказать «живодеров, подонков, казнокрадов»?
— И их тоже, — кивнула старуха, — но не только. Обслугой любой власти служат вполне случайные люди, даже порой и вовсе не состоящие в вохре, не говоря уже о чем повыше. Но угадайте, в чем между вами разница?