Передвигаясь по замку скорее короткими осторожными перебежками, нежели расхаживая здесь свободно, Вислава успевала в пути механически запоминать столь нужные ей детали: как много сегодня расставлено стражи у лампад, сколь певчих на хорах поют псалмы иззастенным прихожанам, велика ли очередь на поклон к честной усыпальнице прадедушки государя-амператора, и в целом, какова нынче атмосфера в замке. Пахнет ли крамолой или как прежде крепка государственная машина, ладно смазываемая каждодневными трудами верховного камлателя Сало? И по всему выходило, что стражи довольно, певчие откормлены и многочисленны, очередь велика, аж за угол стены загибается, а машина ладна и смирна. Прошли уж те года, когда Вислава по этому поводу особо беспокоилась. Сколько ни читать стишки рифмоплетов-мечтателей, сколько ни пиши достославные послания в болотную сторону, расписывая каждодневно ближащийся закат узурпаторской власти, а против правды ничего не попишешь, администрасия знала свое дело, и замок продолжал жить своеобычной, сто лет как устоявшейся жизнью.
Как жила и Вислава, строго следуя собственному распорядку дня, который если и нарушая, то исключительно с некоей важной для себя целью. Вот и сейчас, визит к кастеляну представлялся ей досадной рутиной, но рутиной того сорта, которую следовало блюсти. Не явись она вовремя, среди помощников помощников младших помощников многочисленной не в меру болтливой администрасии замка тотчас пойдут расползаться слухи, которые будут неконтролируемо переверстывать и без того неверный баланс привластных сил, а на выходе станется лишь одно — Виславе придется разбираться с очередными немыслимыми к себе вопросами и требованиями.
Вопросы эти не всегда бывали к ее итоговому неудовольствию, однако это как лишний раз заставлять себя кидать кости, просто так, для интересу, ради голого азарта, зная при этом в точности, что бросок этот с некоторой вероятностью может оказаться ее последним. Вислава за долгие годы жизни здесь если что и уяснила для себя, так это то, что играть с собственной судьбой она не любит вовсе. И без того Виславу преследовала полная неопределенность бюрократических правил властей, так будем же сознательны хотя бы в собственных решениях.
Сказано — положено явиться сегодня к кастеляну, пусть тот сто раз напоминает Волчека, а значит она сделает и явится. От греха подальше.
В приемной обыкновенно стояла та особая манера тишины, которую в народе называют гробовой, но сейчас дело обстояло иначе. Сегодня тут читали. Все трое главных помощников кастеляна, церберов на страже недоступности господина по отношению к не назначенным визитерам, одним движением подняли головы от пюпитров, но даже и на толику не сбились с речитатива. Читали они, по заведенному порядку, псалмы, вот только отрывок Виславе совершенно не понравился:
Яко блудница припадаю Ти, да прииму оставление, и вместо мира слезы от сердца приношу Ти, Христе Боже: да яко оную ущедриши мя, Спасе, и подаси очищение грехов. Яко оная бо зову Ти: избави мя от тимения дел моих.
И снова так со значением на нее покосились.
Вислава нахмурилась. Это в каком таком смысле «тимения дел моих», то есть по-простому болота дел моих? Ладно, блудницей ее только ленивый не обзывал, но так нахально намекать на происхождение Виславы — это уже ни в какие ворота. Если в замке и были какие-то действительно строго соблюдаемые правила, то одно из них точно состояло в том, чтобы не поминать прошлого, иначе вся здешняя жизнь разом встанет, скелетов в шкафу тут у каждого было столько, что целый полк раненых можно будет до полного комплекта протезировать. Тут же нормальных нет, все с каким-либо изъяном, с каждым разбираться — всякая работа встанет.
Однако, если поступило в отношении ее особое распоряжение… Вислава решительно обернулась, высматривая в боковых галереях охранку, однако ни расшитых песьим волосом шапок, ни картинно-кумачевых, пошитых из прошлогодних стягов галифе было не видать. Стало быть, охранная директива покуда продолжала в отношении нее магическим образом действовать. Впрочем, вопрос тут же разъяснился сам собой, когда первый из помощников, остановив монотонное чтение, подбежал, украдкой глядя на висящие в красном углу часы с кукушкой, к Виславе вплотную и принялся ей на ухо шептать, захлебываясь слюной и обдавая ее волнами смрадного чесночного перегара, что, мол, владетель просят прощения за заминку, третий час идет селекторное совещание с Самим, так что просят не беспокоиться и обождать.