Происхождение надписей было очевидно — здесь это называли «прадедушкины сказания», по сути они представляли собой смесь лозунгов и эпитафий. Но доктор до сих пор не мог для себя уяснить ни цель, ни логику их размещения. Еще сильнее запутывало его то, что некоторые — немногие — вывески были выполнены в черном, а не в красном цвете и в итоге почти сливались с камнем, как будто их нарочно желали спрятать от глаз посторонних. В конце концов доктор вздохнул и сдался на милость победителя.
«Милейший Волонтир, вы с самого начала были правы, говоря, что мы ничуть не заблудились, однако вы несколько поспешны в выводах относительно этого помещения, дело в том, что это лабиринт не совсем в привычном смысле».
С этими словами я подошел к ближайшей полке и раскрыл наугад взятый фолиант. Как и ожидалось, он был совершенно легкий потому что пустой изнутри. В этом томе не содержалось страниц, кожаный переплет не схлопывался исключительно благодаря толщине обложки, собранной по углам в прочную коробочку.
«Что за глупость! Холману, вы же наверняка в курсе, куда делись все страницы?»
«Это вы лучше спросите у нашего любезного хозяина, если он, конечно, соизволит к нам выйти».
С этими словами, подняв фонарь высоко над головою, я наугад шагнул в боковую комнату. И тут же навстречу мне из темноты поднялось какое-то чудище уродливого сложения, клубящееся и зыбкое, как призрак.
«Дьявол!» — закричал доктор, бросившись ко мне на помощь, отчего светильник мой чуть не раскололся об пол, но тут я ловко перехватил фонарь, мягко отстраняя друга и двинулся вперед с решительностью, которую мне часто ставили в упрек, однако следует понимать, что я никогда не суюсь на рожон, а всегда следую своей обычной дедукции. Свет, тут нужно больше света, пробормотал я, проходя вперед и отстраняясь, чтобы позволить доктору вглядеться внимательнее, затем снова поднял фонарь. И только тут доктор все, наконец, понял, нервно захохотав.
«Ну, это ловко! Да тут же зеркало!»
«Зеркало, зеркало, мой храбрый доктор. Будучи у ленточки, вы недавно бросились врукопашную на настоящего живого гуля! А тут увидели собственную тень — и дали слабину от страха, право. Кривое зеркало, разумеется. Увеличивает и искажает фигуру».
Тут я за руку подвел его к стене напротив двери. Волнистая блестящая поверхность, теперь освещенная фонарем с близкой точки, отразила нас обоих в гротескно уродливом виде. Наши фигуры расплывались, кривлялись и то вырастали, то съеживались, стоило сделать хоть шаг.
«Доктор, вам следует почитать трактаты по оптике, — с удовольствием я пояснил Волонтиру, — хотя бы те, которые несомненно были известны основателям этой библиотеки. Бывают зеркала, превращающие карлика в великана или великана в карлика».
«Господи Иисусе! — вскричал доктор. — Так вот откуда берутся призраки, ужасающие всех бывших в библиотеке?»
«Не только, господа, не только», — тут уже мы оба несколько потеряли лицо, поспешно обернувшись на глухой надтреснутый голос, доносившийся до нас из темноты. Хозяин голоса не спешил показаться на свет, приближаясь из глубины едва приметной дверной арки, которую даже я, каюсь, заметил отнюдь не сразу. Фигура гостя — или, вернее, временного хозяина библиотеки — была укутана в тяжкие складки академического балахона с надвинутым на глаза капюшоном, в таких привыкли ходить местные смотрители-монахи. Но незнакомец монахом не был, при всей общей тщедушности его телосложения, его походка звучала на каменных плитах пола гулким набатом неизбежного. Прав был князь Мирослав, от приближавшейся к нам фигуры буквально веяло всемогуществом, силой не от мира сего, и если бы я был хоть на малую толику склонным к религиозному чувству, я бы уже, пожалуй, отбивал лбом земные поклоны. Я обернулся на доктора, как он там, но ничего, остатков гордости видавшего военного врача ему доставало, чтобы не броситься бежать. Молодчина Волонтир! Между тем незнакомец продолжал свои речи: