Виконт какое-то время вглядывался в пространство у линии горизонта, где приподнятый край пустоши был ярко освещен исчезающим солнцем, словно отдаленная театральная сцена. Под звуки разливающейся в воздухе мелодии, выплывавшей из-под уверенных рук его жены, виконт заметил, как из-за горизонта медленно выдвигаются вперед передовые части. Это лишь на первый взгляд казалось, что передовые шеренги вражеского воинства шли упорядоченным строем, но при внимательном рассмотрении армия, подобно неясным деталям старинных пейзажей, распадалась на отдельных людей, и становилось ясно, что это просто разрозненная толпа. Там были и мужчины, и женщины, кое-где попадались солдаты в оборванных мундирах. Все это скопище проникало из-за горизонта в чашу пустоши сплошным, неудержимым валом. Некоторые, с грубыми хомутами на шеях, волокли за собой тяжелые грузы, другие надрывно толкали громоздкие деревянные повозки со скарбом, а также голосящими в них детьми — их руки перекрещивались на спицах медленно ворочающихся колес, иные же тащились сами по себе, но все равно неудержимо двигались в одном направлении, и согнутые их спины были четко окантованы заходящим солнцем.
Наступающая масса находилась покуда на самой границе видимости, однако виконт, глядевший невозмутимо, но зорко, вскоре отмечал, что она уже заметно приблизилась. Авангард несметных полчищ просматривался уже куда ближе горизонта. Под конец, когда дневной свет начал исчезать, передняя кромка сплошного людского моря достигла внешнего кольца каменных руин, некогда приходившихся на границы Желтого замка. Виконт, покачав головой, медленно сошел с террасы и тут же оказался среди немногих оставшихся в саду нетронутых цветов.
Цветы на длинных стройных стеклянным блеском отсвечивающих стеблях почти достигали высоты человеческого роста, венчаясь дюжиной листьев, а на верхушке каждого стебля распускался единственный цветок, размером и видом схожий с наполненным красным вином хрустальным бокалом. Непрозрачные внешние лепестки заключали в себе кристаллическую сердцевину цветка, где переливы граней играли тысячами оттенков. Когда вечерний ветерок слегка раскачивал цветы, их стебли вспыхивали, как угольки во тьме.
На многих стеблях цветов уже не было, но виконт внимательно осмотрел все, отмечая среди них подающие надежду на появление новых бутонов. Под конец он выбрал среднего размера цветок, растущий близ стены, и, сняв перчатку, сорвал его одним решительным движением. Капли крови из рассеченной ладони привычно брызнули в закатное небо прощальным салютом.
Пока виконт возвращался на террасу, цветок в его ладони уже начал искриться и таять — свет, заточенный в сердцевине, вырывался на свободу. Постепенно кристалл растворился, только внешние лепестки остались нетронутыми, и воздух вокруг виконта стал ярким и живым, искрящимся быстрыми сполохами, которые вспыхивали и уносились прочь, пронзая предзакатную мглу. Эта перемена изменила вечер, неуловимо преобразив структуру пространства. Темный налет веков сошел с основания башни, и она теперь сияла необычайной белизной, как будто кто-то ее вспомнил во сне. Подняв голову, виконт снова пристально вгляделся в погружающееся в ночную мглу пространство пустоши за стеной. Только самая дальняя ее кромка была освещена закатным солнцем, а огромные полчища, которые перед этим прошли почти четверть пути через руины, теперь разом растворились, будто их и не было — все скопище было отброшено назад, и теперь казалось, что это уже навсегда.
Цветок в руке виконта сжался до размеров стеклянного наперстка, лепестки его судорожно корчились вокруг исчезающего ядра. Слабые искорки мерцали и угасали в сердцевине. Виконт чувствовал, что цветок тает в его руке, как ледяная капелька росы.
Башня меж тем погружалась в сумерки уже целиком, длинной покосившейся тенью протянувшись через пустошь. Наконец, горизонт слился с небом, клавикорды молчали, и цветы в саду, не вибрируя больше в такт музыке, застыли неподвижным частоколом стеклянных прутьев.