— Вислава!
— Чего тебе, окаянный?
Вышла она к нему в своем амплуа — в одном халате на мокрое голое тело. Милош чуть не плюнул в сердцах. Ни черта ее жизнь не учит.
— Собирайся скорее и уезжай, бери с собой только то, что сможешь унести в руках.
— Это с чего такие новости? — она сверлила его взглядом, пытаясь углядеть подвох. И все никак не находила.
— Такие новости. Деталей я тебе не скажу, не хочется на дыбу прежде времени. А только не тяни ни мгновения и держи в голове, что все твои верительные бумажки и подорожные теперь будут — только подтереться. И вернее всего, придется тебе пешком через лес идти, через ленточку, но тебе такое не впервой, да? В дороге свяжись с хахалем своим, кадетом Варгой, пущай проводит, целее станешь.
— Сколько раз тебе говорить, не хахаль он мне, — начала по привычке Вислава, но тут же заткнулась, видя, что дело серьезное: — Значит, решено окончательно?
— Да, — кивнул сам себе верховный камлатель, — обратной дороги уже не будет.
— Ну, прощай тогда, камлатель.
— Тебе тоже не хворать, — с этими словами Милош вышел вон и никогда больше Виславу не видел.
7. Василиск
Королева-гадина
Себе чепчик гладила,
Утюжочек подняла —
Короленка родила!
Родила — хохочет,
Ой, кричит, потеха!
А к исходу ночи
Умерла от смеха
Ном
Рейсовый панцерваген, весело подпрыгивая на колдобинах, не спеша подруливал к щербатой бетонной коробке панцервокзала. Водила — весельчак и балагур, работавший тут по лимиту, как это обыкновенно водится на дальних рейсах, ничуть не уставая продолжал вещать немногим пассажирам, в основном обращаясь к сидящей справа на первом ряду паре — одна полная, жизнелюбивая старушка, другая сухая и какая-то вся блеклая женщина лет сорока семи. Это были мать и дочь, что ехали с самого начала и потому прослушали к тому моменту все возможные путевые байки, и теперь сочувственно кивали рассказам о столичной жизни:
— Вблизи Желтого замка, бабоньки, будьте настороже, тут хоть и охранка кругом, и городовые, а лихой народ все едино озорует, потому как много очень кругом раззяв стало. Покуда кто на красоту желтокаменну пялится, его самое время обокрасть до нитки. Так что держите мошну под подолом, и дальше центральных улиц — ни-ни, еще попомните меня за добрый совет, нечего вам там делать.
Старушка понимающе поддакнула водиле, но в последний момент перед самым прибытием чего-то вдруг спохватилась, принявшись шарить в сумке, что у нее с собой была, как будто что-то забыв и вспомнив.
— Али пропажа какая, бабоньки? — сочувственно спросил водила, с усилием выкручивая руль к остановке.
Однако дело разъяснилось проще — старушка с широкою улыбкой уже протягивала водиле большое красное яблоко, со словами:
— Кушай, сынок, на здоровьице, а мы уже пойдем, внуки ждут. Носков-то им, поди, на три года вперед навязала, пряник большой спекла, варенья наварила, пущай покушают! — говорила она с той искренностью и откровенностью, на которую, увы, городские жители не способны.
— Спасибо, мамаша, дети-то поди высоко забрались, раз внуки близ Желтого замка обретаются, — с уважением принял подарок водила.
— Ой да какой там, — усмехнулась старушка, — нам еще после три дня на перекладных в другой город ехать, в фабричный барак. Но сперва, — тут она истово перекрестилась и сделалась насупленно-серьезной, — у нас дело тут важное. Подскажи мне, сынок, как тутова пройти к черному как ночь монолиту?
Водила посмотрел в сторону желтеющей в отдалении стены замка. Лицо его стало понимающе серьезным:
— Это там, где желания гадают на падучую звезду?
Старушка кивнула, поудобней перехватывая сумку.
— Это вам во-он туда, — махнул рукой, показывая, водила.
— Вот спасибочки, уважил, дай бог тебе здоровья, а мы пойдем.
Малоразговорчивая бледнолицая дочь ее с этого момента принялась отговаривать мать остаться у автобуса:
— Мама, ну зачем теперь идти? Видите, уже поздно, скоро темнеть начнет, — говорила она ровным, слегка раздраженным голосом, таким же бесцветным, как и она сама: — Теперь будет дождь, а мы с вещами, а ну как опоздаем на рейсовый, нас одних панцерваген дожидаться не станет.
— А не дождется — и бог с ним, — пробормотала старушка, делая широкий шаг наружу и неся при этом сумку на вытянутых руках.