Сунувшись к самым горячим, он тотчас навис над ними с высоты своего роста и так веско, хоть и сквозь зубы, начал на нас орать политинформацию, мол, монолит этот секретный, враг не дремлет, связь будет налажена, там наверху виднее, до личного состава донесут, приказ был — всем разойтись, службу войск продолжить, кру-гом.
Ну, разойтись и разойтись. Тем более что все к тому моменту уж подостыли, а на рожон кому охота была лезть. Остаток дня, впрочем, провели довольно нервно, все постоянно озирались на чернеющий над бараками монолит, шушукались между собой, а самые ухватистые из числа интендантов да кастелянов, наущенные военной смекалкой, с утроенной силой против обыкновенного принялись запасать в подпольные закрома самое ценное — курево да сахар с маргарином — с целью дальнейшей перепродажи или же подпольной товарной мены.
Факт этот немедленно сказался на пищевом и вещевом довольствии, что тоже в полку было отмечено с ропотом, но ропотом понимающим. Знамо дело, среди лиц материально ответственных дураков нет. А кто бы не покрал, вот ты бы не покрал, раз такое дело?
К слову сказать, бузить все одно больше никто бы не сунулся, потому что все как один вчерашние смутьяны да зачинщики на утреннем построении уже как один присмирели, более того, ко всеобщему изумлению оказались они в одном ряду с марширующими привычный парад серошинельными. Такие же вышколенные, такие же готовые к трудовому и ратному подвигу, такие же подозрительные ко всякому бунту и всякой крамоле.
Всем прочим только и оставалось пожать плечами и по возможности не попадаться к серошинельным на глаза.
А глаза те, я так скажу, стали презлые.
Я с одним таким столкнулся нос к носу по случаю на посту — аж чуть под себя не опростался со страху.
Каков бывает обыкновенно взгляд нашего брата служивого? Полусонный, ленивый, сам-друг солдатик старается смотреть в пол и не прочь улизнуть при случае. Лишнее внимание ему ни к чему.
Но эти — теперь, после появления в небе черного монолита — смотрели тебе в самую душу, и глаз их при этом всем принимался гореть каким-то нехорошим огоньком, будто бы подозревая тебя в чем-то, даже не так, не подозревая, а будучи в точности уверенными, что ты, братец, наверное предашь государя-амператора за глоток болотного самогона, что все из леса таскают.
При встрече с подобными воззрениями в армии у кого хошь душа в пятки уйдет. Вот и я не слишком долго думал, как только был отпущен на поруки вольноперу из санчасти, тотчас двинул, не будь дурак, прямиком разыскивать кадета Варгу.
А Варга тот меж тем совсем смурной стал. Стоит, тростью в задумчивости грязь под ногой ковыряет, не подходи к нему. Но я все-таки подошел, так, мол, и так, херня творится, господин кадет, что скажешь на это утверждение? А он ко мне оборачивается и такая тоска у него на лице, словно человек уже и с жизнью своей успел только что попрощаться.
Ты, говорит, во все эти дела не лезь — целее будешь.
И пошел прочь, не оглядываясь. Вот ровно с тех пор такой и заделался. Какая там гимнастика, какой тебе анекдот вместо политинформации. Стал как все прочие чины, кто кого перепьет — такое себе соревнование.
Да только нашего брата не проведешь — сказывают ребятушки, сколько раз заставали его за бруствером в обстоятельствах более чем подозрительных, а проще сказать, что и весьма компрометирующих. Как будто переговаривался он там с какими-то мутными гражданскими типами, а стоило чуть шумнуть, раз, и нету никого, сам же кадет Варга только и делает вид, что вот запросто ему до ветру сходить понадобилось.
То есть ясен пень, что дело обыкновенное, кто из служивых с поселковыми али лесовиками дела не имел, выменять чего, или по срамным девкам прогуляться, каждый тут при своем интересе, но времена так-то настали смурные, всяк подозрителен заделается.
В общем, коли так, вскорости кадета Варгу день на день свои же солдатушки бы и сдали в комендатуру полковым дознавателям под теплы рученьки, а там уже пущай им особисты занимаются, то их дела.
Сам посуди, не ты сдашь, так тебя сдадут за недоносительство, зачем зря собственной шеей рисковать да на этап нарываться, как говорится, наше дело простое, служивое. Однако можно сказать, что в итоге кадету Варге и тут повезло, потому что когда начались в расположении и вовсе странные дела, то всем нам как-то резко не до него сталось.
Ты, мил человек, поразмысли.
Просыпаешься с утра, а в бараке снова люди пропали. То один, то другой. И не просто пропали, а, как бы, со следами борьбы. То пятна крови на полу засохшие, то царапины на обшивке стен такие, ну, знаешь, будто кого-то волокли, а он при этом сопротивлялся, ногтями буквально во всё вокруг вцепляясь, словно свою жизнь кто-то пытался спасти.