— Помолчи, сойдешь за умного, — тут же огрызнулся в ответ Злотан, однако сделал это скорее машинально, на голой эмоции, в душе понимая, что щелкопер прав. Да и то сказать, сам-то зачем в итоге дал ходу? Родных у него в тылу считай что и не осталось, а те, что найдутся, вздохнул про себя Злотан, видал я их в гробу, пропади они все пропадом. Сидел бы себе на месте и не рыпался. Ничего хорошего в городах, судя по всему, не происходило, и соваться туда по без особой оказии было, мягко говоря, неразумно.
— Погодите, господа, а не задумывались ли вы, что вся зараза как раз оттуда и прет?
Злотан аж запнулся на ходу по причине внезапного озарения.
— Ха! — писака аж закашлялся от смеха. — Ты только сейчас сообразил, полковник?
Злотан терпеть не мог, когда его так называют.
— Какой я тебе, нахрен, полковник! И какого вообще черта, Иштван!
— Да не злись ты, — со все той же обычной усмешкой махнул рукой щелкопер. — С кем не бывает. А так-то все логично. Нас туда не пускают не чтобы мы по городам заразу свою не растащили, а вовсе даже наоборот, быть может, мы с тобой вообще последние, кто остался здоров! Не приходила в голову такая мысль?
— Ты забыл про этих, которые на болотах.
— А вот тут я не был бы так уж уверен, — это уже вновь вступил вполголоса их болезный проводник. Загривок его окончательно вздыбился, а во рту нехорошо блеснули оскаленные клыки.
— В смысле что у них тоже, это, своя какая зараза завелась? — осторожно поинтересовался Злотан.
— В смысле стойте, где стоите. И ни звука, — проскрипел кадет, переходя на тревожный шепот.
И сам тут же замер, разом припадая к земле.
Что он там вообще видит в этом мраке, тут же в пяти метрах ни зги… и только тут Злотан сообразил, куда смотреть.
Каждый, кого хоть раз водили под конвоем, знает это тянущее чувство, когда тебе между лопаток утвердился ствол казенного штуцера. Снаряженного, снятого с предохранителя, с патроном в патроннике, с пальцем на спусковом крючке.
И пофигу, что тебя за банальную пьянку ведут проспаться, а дневальный сапог, что к тебе приставлен, размышляет сейчас не о твоем случайном побеге, а мечтает втихаря о порции горячей каши с маслом, да хоть бы и с маргарином. Один черт ощущение не из приятных, споткнется рядовой, а может просто чихнет некстати, и хана тебе, хоть ты был бы и правда настоящий полковник.
Вот и в тот миг к Злотану вернулось то самое чувство обреченной беспомощности в руках чужой скучающей воли, которой достанет глупости его тотчас порешить.
Прямо в лоб ему из темноты натурально смотрел воняющий креозотом ствол.
Злотан, недолго думая, аккуратно, стараясь не совершать резких движений, опустил на землю сидор, после чего пошире развел в стороны руки, чтобы полы пальто как следует распахнулись, демонстрируя всем желающим самые мирные намерения лесного бродяги. Скосив после этого глаза, Злотан убедился, что щелкоперу хватило ума последовать его примеру. И только болезный кадет все так же вжимался в мох, будто готовясь в любой момент к отчаянному прыжку.
— Цель визита?
Раздавшийся голос отнюдь не был как-то особо громогласен или, напротив, излишне вкрадчив, но слышалось в нем что-то неприятное, как будто вопрошающий заранее имел подозрение вот персонально против тебя, человек хороший.
Однако высоченство, услышав такой вопрос, словно разом подуспокоился, поднявшись на четвереньки и даже как будто попытавшись почесаться за ухом.
— Видовой туризм! Осмотр окрестностей! Идем на пленэры! Ва-у!
И радостно завыл. Злотан ожидал от кадета каких угодно оправданий, но этот набор звуков, кажется, был предназначен вовсе не для его ушей. Какие еще «пленэры», нахрен⁈
— Профессиональная фототехника с собой имеется?
— Никак нет, будем делать наброски от руки!
С этими словами вояка аккуратно — ствол-то никуда не делся — добыл из-за пазухи пачку простых карандашей и блокнот, в таких щелкопер обыкновенно писули свои без устали кропал по вечерам, как только не лениво было.
— Предметы особой ценности с собой имеются? — въедливо продолжали меж тем допрос из темноты.
— Никак нет, а также фруктов и электрических портсигаров!
— Можете проходить.
С этими словами ощущение ствола в лоб разом исчезло, словно его и не было.
Кадет тут же поднялся и задумчиво цыкнул зубом.