И тогда ты решительным движением хватаешь ближайший край торчащей из-под козырька доски, с коротким кряканьем отрываешь ее с мясом, с гвоздями, и одним точным движением швыряешь вниз, прицельно попадая в ветровое стоящего под окнами моторовагена. Раздается хруст рассыпающегося стекла, крики.
— Ты чего творишь?
— Ничего, малыш, мне по райдеру полагается пошалить.
Как и следовало ожидать, вслед за криками раздалась и сирена вызванного патруля. Теперь все быстро встанет на свои места. Народ внизу не на шутку разошелся.
— Гляди, пожарники, ишь, карабкаются. Знаешь, что-то мне внезапно так домой захотелось. А ты оставайся здесь, жди их. Ыть, тебя теперь домой с ветерком доставят.
Она уже все поняла. Улыбка погасла, капюшон надвинут, лица не видать. Ничего, пускай себе обижается, однажды она меня простит. Только прощальных слез мне тут не хватало. Ты ободряюще хлопаешь ее по плечу и уходишь в темноту, одним незаметным движением, как умеют только настоящие руфера. Руки трясутся, как бы не сорваться, чего хорошего.
Ты оборачиваешься на минуту, запоминая этот силуэт. Да пофигу. Ты тоже ее скоро забудешь, у джанки память как решето. Но сперва надо будет сменить чердак, чтобы в следующий раз, когда она снова к тебе сорвется, у нее больше не осталось соблазна. Ты ушел навсегда и не обещал вернуться.
Я что, я ничего. Сижу себе, плюшками балуюсь, смотрю на часы. И лицо такое при этом — только бы не стошнило на мамину любимую скатерть. Кажется мне при этом, что я вот так последние пару лет и провела, сидючи, выжидая. Время течет так медленно, когда ты чего-то изо всех сил ждешь. Папаша вот, не выдержал, свалил раньше времени. Как они с мамой друг на друга орали из-за стенки, дочь, мол, чем виновата. У них любимое дело меня в свои терки совать, подушкой для битья. А так, ну свалил и свалил, туда ему и дорога. Братья-близнецы тоже стали сильно занятые, даже носа не показывают. Будто они мне тут нужны со своими советами. Карьеру делай, учись, кому ты будешь такая нужна, убитая татухами по самый край рукава.
Кому вы такие нужны, дармоеды. Клерки низшего звена, продавцы воздуха вразвес.
По ним я точно скучать не стану, подумать так, именно от этих надоевших призраков я в первую голову и хочу поскорей избавиться. Эти мерно тикающие в углу часы с каждой секундой отдаляют меня от очередной встречи с двумя чертями в человеческом обличье. Сколько мне от них порой доставалось, никакого житья, особенно после очередного побега, только вагон пафосу — дворняжка-убегашка, никуда ты не денешься, шалава, куда тебе без родни.
Обиднее всего было то, что я понимала — в чем-то они правы. Так и так — поймают и приведут обратно под белы рученьки. Под мамину юбку сунут, да еще и особый надзор учинят.
Это теперь тебе яснее ясного, как все работает. Про ювеналку и самые демократичные на свете школы, которые ни дня пропускать не след, если не хочешь проблем себе на голову. Добровольно-принудительное счастье, от которого хоть волком вой. Я и выла, пробиралась ночами в ванную и выла в полотенце, проклиная всех вокруг на чем свет стоит, но в первую голову проклиная того конченного мудака, что жил когда-то на чердаке соседнего дома.
Что я вообще, тощая девица коленками назад, нашла такого в этом вечно кашляющем сиплом доходяге, как он сам повторял, смеясь, «в самом расцвете сил», что может быть хорошего в жизни бездомного аутло, вечно мокнущего на крыше под дождем в неотступном отходняке после вчерашнего? Для меня этот патлатый парень выглядел отдушиной, дверью в иной мир, где тебя не изводят вечными нотациями, не пытаются взять моралью на измор и не требуют соответствия дуракцим нормам. Да, в том мире проще сдохнуть под забором, чем в этом, но счастья подобное понимание ничуть не прибавляет. Я ненавидела его за то, что он смалодушничал тогда, сбежал, оставив меня наедине с родней, школой и чертовыми социальными обязательствами. Но ничего, со временем меня отпустило, как только мне хватило ума сообразить, что на самом деле меня в этом доме ничего не держит. Ничего, кроме дурацкого времени.
И вот я дождалась. Мы с мамой сухо обнимаемся, она осматривает меня напоследок и машет рукой, иди, мол, такси тебя ждет.
И я иду. Формально, меня ждет билет до тихого академического городка, где все крыши — не выше деревьев, а все кругом учатся, книжки читают. Ну, или дуют целыми днями на сборищах трехбуквенных обществ, где все со всеми в кучку. А потом демонстрируют по кампусу, завернувшись в матрас.
Хренушки. Только там меня и видели. Не для того я терпела столько лет, не для того столько лет ждала.
Теперь я свободна. Мне плевать, на что там взят студенческий кредит. Там, куда я на самом деле направляюсь, ни черта не смыслят в студенческих кредитах. Но там у меня есть хотя бы крошечный шанс встретить того, кто еще живет.