Да только поздно, все теперь видали, как ты драпал. Теперь уже сколько ни посыпай голову дустом, всякий заподозрит в тебе неладное, у нас просто так в листках не печатают и на стенгазету не вешают. А может, сам не враг, так егойный брат-близнец! У-у, рожа, а ну ответствуй!
С такими беглыми мыслями ты скорым темпом наближаешься уже и к самому своему двору, четыре барака собранные в коробочку с густым позаброшенным садом посредине, где ты только с утра носился-горлопанил. Только тут тебе и можно спрятаться-передохнуть, взять себя в кулак, собраться с мыслями. Уж здесь-то листочков никаких предательских ни в раз не висело!
На этом месте тебе самое оно скопытнуться и чуть не полететь с разбегу носом в самую грязь.
Потому как всё вокруг и бараков, и двора, и даже окрестных телеграфных понатыканных враскоряку как попало столбов ужо сплошь обклеено теми самыми листочками.
В туманном полубреду ты бросаешься к ближайшим и давай их повсюду срывать, сколько размаха рук хватает дотянуться. Срывать и мять, машинально рассовывая по карманам, а потом просто уже мять всмятку и рвать в клочья, издавая при этом какой-то уже совсем нечеловеческий рев — не я это, не я!
Но куда там, листочков тех становится будто бы только больше, уже и по карнизам ползут, по потолкам, куда не дотянуться, не допрыгнуть. Всё, конец, полундра, проиграл ты, братец, свою борьбу. Одолела тебя бумажка.
Тяжело отдуваясь, ты уже буквально загнанным зверем смотришь по сторонам. На соседей, на прохожих. Что тут поделать. Только бежать. Бежать!!!
И ты бежишь.
Лесами и перелесками, через поля и промзоны, бежишь как есть, без вещей, денег и документов, ровно в том, в чем выходил некогда на работы прохладным утром, не ведая даже, как далеко тебя заведет проклятая бумажка.
Бежишь, попутно голодая и страдая от жажды, питаясь подножным кормом или же тем плохо лежащим, что удастся унести. Ты давно уже перестал стесняться своей нужды, даже в чем-то полагаясь на собственное право, на ошибку выживающего. Беглецам — закон не писан, закон сам по себе вычеркнул тебя из любых проскрипций и уложений. Отныне ты сам по себе — закон же побоку.
Бежишь, растеряв в дороге сапоги и сбив в кровь ноги. Бежишь, едва прикрывая срам обрывками прошлого и обносками чужого.
Бежишь, позабыв уже, откуда и куда, как звать тебя и кто ты вообще есть такой. В твоей короткой памяти осталось лишь одно — той самый листочек, но его тебе и достаточно.
И вот, в самом вечеру, забившись под очередным мостом в самый укромный уголок с голодным урчанием уписывать походя скраденную у разносчика сырную лепешку, ты вновь вспоминаешь. Дрожащие твои пальцы тянутся за пазуху, туда, где все так же тревожно стучит твое сердце, так же тревожно, как в тот день, когда ты впервые увидел проклятую картинку.
Разверни ее настороженно да вглядись.
Узнаешь ли ты такового человечка? Остался ли на него с тех пор хоть капельку похож? Что ты вообще видишь отсюда, из-под моста, в этих грубых, размашистых росчерках, в некогда общих между вами чертах?
Вы проделали вместе заметный путь, ты — в тщетной попытке сбежать от безжалостного правосудия, оправдаться за несодеянное, скрыться от неизбежного, он же — навеки застывший в своей холодной надменности. И каждая твоя потеря — это его вольное или невольное приобретение. Смотри, он точно такой же, как ты когда-то. Гладко выбритый, косо ухмыляющийся довольный собой обыватель с золотым зубом во рту, забравший у тебя то единственное, чем ты вообще мог похвастаться. Собственную жизнь.
Гляди на него, какая лощеная, довольная морда. Сразу ясно — враг, засланный, агент. Такого хватать — и в дознание. Чего он такой упитанный при народном-то горе? Отчего он вообще сделался главнее пусть уже полуживого — но человека? Посмотри на себя, это за твой счет бумажный хорошеет. Это на твоем фоне он смотрится победителем, а возьми любого другого, кто сильнее, кто решительнее, тут же сольется, скукожится, сгорит мятой бумажкой в костре истории.
А теперь погляди на себя. Иди, иди, не бойся, вот тут стоялая лужа воды вместо зеркала. Всклокоченная борода по пояс, немытая рожа вся в чирьях, воняет за версту кислым потом, вид донельзя безумный, руки трясутся, босые ноги скребут по земле изломанными ногтями. Куда тебе до того, бумажного. Конечно ты ему, такой, завсегда проиграешь.
Но в сущности, почему эта бумажка правит твоей жизнью, заставляя прятаться здесь, под мостом, словно бы ты и правда есть беглый преступник. Так нет же! Это не ты! И никогда им не был! Знать, настала пора вернуть себе украденное. Терять тебе так и так больше нечего.