Чайник тут же под яростный вопль Адемовича полетел в сторону.
Следующие пару минут в плотных клубах возносящегося к небесам пара метались три энергичных фигуры — прыгучим мячом скакал между стен разом опорожненный чайник, с воем носился в поисках хоть чего-нибудь холодного обер-ефрейтор, ну и наконец за ним уже бегал слегка ошпаренный старик Ходжра. Последний спросонья не очень соображал, что тут вообще происходит, но зато теперь инстинктивно желал сатисфакции.
Которая все никак не наступала. Он уже кого-то излишне прыткого схватил за штанину, но силушка уже не та, ты поди удержи супостата! В общем к тому моменту как кипятковый пар рассеялся, позволив обозреть батальную сцену во всей ее неприглядной красе, ситуасия уже окончательно перешла в партер.
Помятый чайник валялся на полу, растерямши всякий интерес к происходящему. Обер-ефрейтор наконец добрался до раковины и теперь сладострастно лил себе на ладони ледяную водопроводную струю. Но кого, в таком случае, схватил старик Ходжра?
Настороженно поведя красными слезящимися глазами вдоль полосок отсыревшей в пылу борьбы, но по-прежнему схваченной чужой одежды, он обнаружил там лупающего сверху вниз вечного студента Веселы. Студент, видать, каким-то образом оказался на общей кухне в самый разгар кипеша, вот и попался под горячую руку. Выпустив чужую штанину, старик Ходжра отполз потихоньку в сторонку, стараясь сохранять остатки достоинства. А это довольно непростая задача, пока ты мокрый и жалкий лежишь в луже вместо того, чтобы попивать себе спокойно заварочку с сахарком, как это должно было происходить согласно генеральному плану.
— Вы случайно не это забыли?
Только попытавшись ответить, мол, молодой человек, отстаньте, старик Ходжра заметил, что внятная речь ему отнюдь не дается, и сразу же стало понятно, отчего.
В руках своих нахально ухмыляющийся Веселы держал утерянную в горячке стариковскую вставную челюсть.
Задыхаясь от злости на себя и весь окружающий мир Ходжра резким движением поспешил отобрать у студента белозубую пластмассу, отчего-то пнул напоследок ни в чем не повинный чайник ногой и тут же убрался к себе, непрерывно костеря «вконец охреневших сосунков». Грохнула захлопнутая дверь, после чего всё окончательно затихло.
— Как же он меня достал, старый, со своим чайником.
Это подал голос обтекающий Адемович. Выглядел отставник по обыкновению и без того помятым, сегодня же его сизая пропитая физиономия выражала особенную похмельную тоску. По нему сразу было видно, чего он в такую рань вообще пробудился. Сушняк утолить.
— Вы, господин обер-ефрейтор, зазря так на дедулю, — философски рассудил в ответ студент. — Он, можно сказать, еще при прежнем режиме воевал, видали его медали? Орденов чуть не до пят. Опять же, человек пожилой, можно его слабость понять, ну проснулся в такую рань. Чего бы чайку не испить?
— Да пусть этот ветеран себе свисток этот знаешь куда засунет! — не успокаивался, а даже наоборот, вновь принялся заводиться Адемович.
— Вы бы поаккуратнее с такими выражениями, — покачал головой Веселы, — ваши бывшие коллеги вас за такие слова и потащат в околоток, не спросят даже звания.
— А ты мне тут не указывай! И не совести! — вконец обозлился обер-ефрейтор, для вящей убедительности грохнув кулаком по ближайшей столешнице, но тут же поморщился и зашипел, сбивая весь назидательный эффект — кулак еще саднил от нанесенных чайником увечий. — Тебя вообще здесь не стояло!
— Опять с утра разоряешься, ментовская рожа? — это на кухню вальяжно вплыла мадам Чобану, вся как есть, в сапожищах, галифе и расхристанном френче, заняв собой сразу половину свободного пространства. Голос у нее был неприятно грубым от никотина, и повадка ее была такой же мужицкой. — О, ты еще и подранок нонче. Я тебе, отставной, давно говорю, завязывай с бухлом, а то однажды до синих чертей допьешься.
Адемович в ответ зашипел рассерженной кошкой, но на мадам Чобану ему идти было не с руки — росточком не вышел. Бывали у них прежде сцепки, дык нате же, отлетал каждый раз как рюха от ловко запущенной биты, только искры из глаз. Пришлось и теперь ему ретироваться, благо красные от кипятка ладони уже понемногу приходили в себя в результате целительной силы холодной ржавой струи.
Продолжая про себя яростно материться, обер-ефрейтор с пыхтением протиснулся мимо вздорной бабы и потопал к себе за стенку, шлепая по пути мокрыми тапочками.
— Устроили тут. Бардак, — веско заявила ему вослед мадам Чобану, но ответом ей была лишь очередная захлопнутая за собой дверь.