Король махнул рукой (левой, с зажатой в ней державой). Гном послушно смолк, — впрочем, по его виду было понятно, что в любой момент он готов продолжать. На сундуки он косился, как кот на кринку сметаны. Но Эккехард уже понял, с кем связался, и отнюдь не собирался провести в Церемониальном зале весь остаток жизни.
— Сколько там всего этих… претензий?
— Триста сорок четыре, мой король, — тут же ответил говорун.
— В деньгах сколько? — Король решил говорить кратко, но на доступном гномам языке.
Гном молча протянул свиток. Эккехард обозрел сумму, выписанную красными чернилами, и подивился собственному спокойствию. Видно, появилось оно потому, что терять уже было нечего. Причем не только ему, но и потомкам в ближайших семи поколениях.
— Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, дом Рихтер предоставляет правящему королевскому дому, — голос говоруна слышался откуда-то издалека, или так показалось несчастному Эккехарду, — возможность уплаты денежных средств в рассрочку с внесением платежей равными долями в течение семисот пятидесяти девяти лет трех месяцев и одного дня. Платежи надлежит проводить через Западный филиал банка «Ильмариненс Лериэ», где, исключительно из уважения к высочайшей персоне моего короля, процент, взимаемый за вышеуказанную операцию, будет значительно ниже обыкновенного. Извольте взглянуть, ваше величество!
Гном расторопно подсунул королю другой свиток. Цифра, на этот раз выписанная нежно-сиреневыми чернилами, понравилась королю значительно больше предыдущей. Куда там — можно сказать, она вернула несчастного монарха к жизни. Пусть даже эта сумма с лихвой покрывала положенную на графство ленную дань — черт с ним, так хотя бы удастся расплатиться.
При этом сохранив фамильную честь и государственную казну.
— И что, он заплатил? — не веря своим ушам, переспросила я. — Заплатил?!
Гном ажно крякнул от удовольствия.
— До последней серебрушки! — со смаком поведал он. — И платеж, за два месяца разом, и процентики, и гонорар трем кланам. Хотя нет, вру — на гонорар они с Рихтером поровну сбрасывались. В графстве, говорят, уже неделю сплошной праздник. Народные гуляния, с плясками, ярмаркой и прочими увеселениями.
— Подождите. — Я помотала головой, стремясь уложить полученную информацию покомпактнее. — Этот Эккехард как, считать-то вообще умеет? Он же раубриттер! По мне, тут дешевле было бы Рихтера потихонечку прикопать… — Гном смотрел на меня с некоторой опаской, поэтому я поспешила пояснить: — Да что вы, я так, чисто теоретически! Ну пожертвовал бы пару золотых на памятник и венок… гномы бы Эккехарду даже скидочку сделали, как регулярному поставщику клиентуры…
— Да как тебе сказать, Яльга… — Зирак чуть замялся. — Считать-то он как раз хорошо умеет. И Эгмонта нашего он тоже уже видел. Веночком, конечно, дело бы и кончилось, только имя бы на нем другое написали. А насчет скидки — это да, это да…
— А предоставлять бы ее стали не королю, а безутешной вдовице, — поддакнула я.
— А раз и так знаешь, какого мрыса спрашиваешь?
Тут на столе у Зирака истошно завопил какой-то амулет, надежно скрытый за толстой пачкой «Магического обозрения». Гном немедленно метнулся к хрустальному обсерверу, вперился в него испуганным взглядом.
— Да, магистр Дэнн! Нет, магистр Дэнн! Магистр Дэнн, да как вы подумать такое могли?! Что? Нет-нет, я ни на секунду не усомнился в ваших мыслительных способностях! О, они непостижимы для любого разума, чуть менее совершенного, чем ваш! Нет, что вы, это совсем никакой не намек…
Я сочувственно наблюдала за библиотекарем. Давно зная за некроманткой любовь к внеплановым скандалам, я ничуть не сомневалась, что ей абсолютно все равно, на кого сбросить излишний негатив. Равно как и в том, что не позже чем через три минуты она телепортируется в библиотеку, дабы продолжить скандал с глазу на глаз. Так что жест, адресованный мне Зираком, я отлично поняла и без перевода.
Интересно, подумала я, сбегая по лестнице вниз. А Шэнди Дэнн в курсе, что под столешницей у библиотекаря прицеплен компактный амулет-накопитель? Помнится, когда я полезла туда за выскользнувшим журналом, меня здорово шандарахнуло молнией. Синей, кажется… Что ж, значит, негативную энергию амулет преобразует с максимальным эффектом…
А уж от женской некромантической едва не облизывается.
Гномы есть гномы. Они способны извлечь выгоду даже из сезонной скандальности декана некромантического факультета.
День был выходной — этим надо было пользоваться. Я и пользовалась на полную катушку; сначала почитала «Справочник», потом — забытую Полин на столике книжку. Книжка была про любовь, так что я заскучала уже на двадцатой странице. Решительно захлопнув предмет страданий Полин (еще бы, следы слез отчетливо просматривались на дорогущей эльфийской бумаге), я вышла в коридор с намерением немножко погулять.
Но погулять не получилось. В первом же коридоре я наткнулась на бестиолога, видно организовывавшего свой досуг весьма похожим образом. Поняв свою оплошность, я попыталась было проскочить мимо, но Марцелл, твердо решивший предотвратить очередную проблему, вцепился в меня клещом. Им определенно двигали патриотические мотивы: еще бы, чем не подвиг — спасти Академию от злокозненной студентки? Еще пять лет моего здесь обучения — и за такое дело даже медали начнут выдавать…
А к выпускному придумают специальный орден. С бантом, звездно-полосатой лентой и лаконичным девизом: «Выжившим».
Погулять, как сказано выше, не вышло. Еще пару часов я выполняла прямой ученический долг, сортируя в Марцелловом кабинете чешую всех двадцати четырех видов мгымбров, включая тропический летающий. Чешуи у Марцелла было много, два тугих мешочка: как мне пояснили, ее прислал КОВЕН для бестиологических и алхимических практикумов. В моем случае — и для боевых: вспомнив, что каждый труд должен быть оплачен, я без зазрения совести сперла четыре чешуйки мгымбра черного складчатого и шестнадцать — мгымбра оранжевого дальноплюйного. Марцеллу все одно не пригодится, а мне как раз наоборот. Чешуя мгымбров этих двух разновидностей отлично поглощает некоторые боевые чары.
В три часа пополудни я вернулась в комнату. Читать не хотелось, уроки давно уже были сделаны, от скуки я едва не лезла на стенку. Прочувствовав мое настроение, элементаль притащила откуда-то целую кипу красочных журналов, на все лады расхваливающих разные магические прибамбасы — от боевых амулетов до скляночек «для наилучшего хранения гламурии». Еще пару часов я скоротала за просмотром всех этих каталогов; потом в комнате образовалась Полин, вернувшаяся, как выяснилось, от кого-то из многочисленных столичных родственников. Алхимичка старательно закатывала глазки, объясняя, сколь высокое положение занимал этот родственник в лыкоморской вертикали власти, но я не особенно-то и поверила. Будь этот родственник хоть сколько-нибудь значимым лицом, драгоценностей на Полин было бы килограмма на полтора больше.
Едва девица поняла, что именно я листаю, как вся столичная родня мигом была позабыта. Не сумев отнять у меня непрочитанные журналы, она клещом вцепилась в просмотренные; элементаль, довольная таким успехом, пообещала свести Полин со знахаркой-распространительницей и даже выговорить ей специальную скидку — как подруге хозяйки. Алхимичка умиленно кивала и выписывала на клочок пергамента четырехзначные номера, крупными циферками подписанные рядом с рисунками.
Снаружи быстро темнело, начался ветер. Мы зажгли свечи; в комнате разом сделалось уютнее и теплее. Острую иглу Солнечного шпиля то и дело окутывало золотое свечение, — кажется, там практиковали старшекурсники, не то погодники, не то телепаты. Тамошний магический фон здорово подходил и тем и другим: пару недель назад, когда звезды одинаково улыбались с небес обоим факультетам, магистры едва не подрались, выясняя, кто проведет занятие в Башне первым. «Здоровая конкуренция», как выразился экономически подкованный Хельги, усугублялась еще и тем, что места в Башне было мало, его едва-едва хватало на несколько групп, спешно объединенных для такого исключительного случая.