— Посмотри, Франк, ведь это старинная китайская ваза, я хочу раскрыть тайну ее глазури.
Они заговорили о глазури и обжигательной печи Вольфганга, которой тот очень гордился.
В это время вошла домоправительница Вольфганга Маргарете, которую все называли Реттой. Вольфганг был холост, он считал, что женщины и дети вносят слишком много беспокойства в жизнь, а художник должен жить для искусства. Женщины, видимо, мало интересовали его, и Фабиан только однажды слышал от него восторженный отзыв об одной из них, а именно о некоей Беате Лерхе-Шелльхаммер, с которой они оба были знакомы смолоду.
Ретта, по-крестьянски одетая, приземистая, на редкость уродливая, смахивавшая лицом на ведьму, бесцеремонно вошла в мастерскую и направилась прямо к Вольфгангу. По мере приближения она, казалось, становилась меньше ростом, и на ее худом лице явно проступали растерянность и беспокойство.
— Перед домом ветеринара Шубринга остановилась машина, — сообщила она взволнованно, — скверное дело. Люди в машине все время указывают на наш дом.
— Машина, что ли, скверная? — засмеялся Вольфганг.
— А хоть бы и так. В ней сидят двое в военной форме и шофер! — О, шофера она знает! Тот же, что был, когда забрали пастора Рехтлинга после его проповеди в Троицын день. — Да вот посмотрите сами, — закончила Ретта и тихонько подошла к одному из маленьких оконцев, выходящих на улицу.
Перед домом ветеринара Шубринга — одной из тех безвкусных вилл, которые терпеть не мог Вольфганг, стояла обыкновенная большая автомашина. Около нее возился шофер, низкорослый и немного горбатый; по этим приметам Ретте и показалось, что она узнала его. Возле ветеринара Шубринга, коренастого толстяка в штатском, чью лысину было видно издали, стояли двое в коричневой военной форме. Толстяк, видимо, что-то объяснял им, то и дело указывая пальцем на дом скульптора.
— Они все время смотрят на наш дом, — снова взволнованно заговорила Ретта, отходя от окна. — Это они к вам пожаловали, господин профессор.
Маленький шофер открыл дверцы, и двое в коричневых рубашках сели в машину.
— Господин профессор, они едут к нам, — вне себя от страха повторила Ретта. Лицо ее стало желтым. — Я сразу поняла, что это дело скверное.
— Чего же ты испугалась, Ретта, может быть, они хотят заказать памятник, — пошутил Вольфганг.
Машина подъехала к дому и резко затормозила.
Ретта вздрогнула.
— Что я вам говорила? — прошептала она и вся сжалась.
Вот они уже дернули звонок. Колокольчик издал хриплый звук.
— Уходите в поле, господин профессор, — дрожа, прошептала Ретта, — я скажу, что вас нет дома. Иначе хлопот не оберетесь.
Она пошла открывать, но Вольфганг остановил ее.
Гляйхен озабоченно повернулся к скульптору:
— Я ведь вам сразу сказал тогда в «Глобусе». Вы были слишком неосторожны. Это молодчики с Хайлигенгайстгассе. Я их знаю.
Снова зазвонил колокольчик, на этот раз уже на весь дом. Проволока туго натянулась, и тут же раздался сильный стук в дверь.
Теперь и Фабиана охватило беспокойство.
— Ретта права, уходи в поле, Вольфганг, — быстро проговорил он. — Ты избавишь себя от неприятностей. Я открою.
Но Вольфганг вместо ответа решительно направился к двери.
— Не надо ставить себя в смешное положение, — бросил он и открыл дверь мастерской. — Кто здесь? — громко спросил он и вышел из мастерской. Трое остальных затаили дыхание.
В маленькой передней послышались голоса, затем хлопнула дверь, и голоса, уже более громкие, стали слышны за стеной. Прошло несколько минут, в соседней комнате все еще раздавались голоса, потом они снова послышались из передней.
— Рекомендую не опаздывать, — грубо произнес кто-то.
Входная дверь захлопнулась,
Вольфганг вернулся в мастерскую. Вид у него был растерянный, лицо бледное, руки тряслись, когда он взял спичку, чтобы зажечь потухшую сигару.
— Какие гнусные твари! — злобно буркнул он.
Ретта первая решилась нарушить молчание.
— Боже мой, какой вы бледный, господин профессор! — вскрикнула она.
Наконец он все-таки зажег сигару. На его лице снова появился румянец.
— Иди в кухню, Ретта, и займись обедом, — повелительно произнес он, покосившись на нее.
Ретта мгновенно исчезла. В таком состоянии она еще никогда не видела профессора.
— Слава богу, что ты вернулся, Вольфганг, — произнес Фабиан. — Что им от тебя понадобилось?
Вольфганг возмущено пожал плечами.
— Ну и самомнение у этих субъектов! — еле слышно пробормотал он, затягиваясь сигарой. — Какая беспримерная наглость! Они принесли мне повестку.