Фабиан работал дни и ночи в одной из уцелевших комнат своего полуразрушенного Бюро реконструкции. Надо было разместить бездомных и сделать еще множество других неотложных дел. Полковник фок Тюнен лежал с тяжелыми ожогами в одной из переполненных больниц, а баронесса фон Тюнен неутомимо, почти без пищи и сна, выполняла свои тяжелые обязанности. То здесь, то там мелькала нарядная форма с красным крестом. Сестры боялись ее суровости и непреклонности. Баронесса не раздевалась трое суток.
Она была одной из первых, нашедших в себе мужество проникнуть в разрушенный, испепеленный Ткацкий квартал, куда не решались заглянуть даже самые отважные из мужчин, — такой ужас он внушал. Через несколько недель она рассказывала об этом Клотильде, которая заболела после той ночи и была вынуждена три дня оставаться в постели.
— Ну и нервы нужны были, дорогая, — говорила баронесса, — нервы из стали! Подумать только о детях, которые там погибли!
На перекрестках улиц и поблизости от них мертвецы лежали в одиночку, но чем дальше, тем их становилось больше, это уже были целые горы трупов. Они лежали в том положении, в каком их настигла смерть: лицом вниз, с вытянутыми руками, один на другом; многие были так изуродованы, что их нельзя было опознать. В переулках находили сотни сваленных в кучу людей, задохшихся, полуобуглившихся, сгоревших, настолько иссушенных жаром, что взрослые казались детьми. Женщины часто подбирали юбки, чтобы легче было бежать. И так, с подобранными юбками, они и остались здесь, прижав к сердцу детей с искаженными открытыми ротиками, грудных младенцев, сгоревших вместе с одеялами, в которые они были завернуты. Женщины лежали, вытянув толстые ноги в дырявых чулках и полуистлевших башмаках. Кое-где они сидели обугленные на ступеньках лестниц, крепко сжимая в объятиях мертвых малышей. Ужасное это было зрелище!
В женскую тюрьму, ту, где сидела в свое время фрау Беата, попала бомба и превратила ее в кучу щебня. Четыреста заключенных, числившихся на тот день в тюрьме, страдали недолго. Погиб также вылощенный и накрахмаленный асессор Мюллер Второй. Об этом фрау Беата узнала из газет. И, по правде говоря, очень обрадовалась. Вот кому поделом!
— Наконец-то кара настигла подлеца! — воскликнула она. — Всем бы шпионам и палачам, всем бы бесстыдным мерзавцам такой конец!
Горожане упрекали Румпфа в том, что он при первом же сигнале воздушной тревоги со страху сбежал из епископского дворца в Айнштеттен, в свои подземные хоромы, как делал это всякий раз при воздушных налетах. Однако нелепо было обвинять его в трусости. Гауляйтеру было незнакомо чувство страха; напротив, он был храбр до безумия. Известно, что во время шествия к Галерее полководцев, под пулеметным огнем, он бросился на землю лишь тогда, когда увидел, что оба шагавших рядом соратника убиты. Нет, не из страха за свою жизнь он при воздушных налетах неизменно возвращался в Айнштеттен, а потому, что не хотел допустить мысли, что англичане, могут нарушить течение его частной жизни. Он настолько же презирал англичан, эту «деградирующую нацию», насколько ценил американцев.
В тот злополучный вечер гауляйтер пировал в «замке» со своими друзьями и из епископского дворца уехал около девяти часов. В гостях у него были штурмфюреры, обер-штурмфюреры, штандартенфюреры, крайсляйтеры и коменданты лагерей. Среди них были испытанные кутилы, чемпионы и рекордсмены пьянства, которым уступал даже сам Румпф. Полбутылки коньяку они выпивали залпом, даже глазом не моргнув. Прекрасная Шарлотта, которая маленькими глотками пригубливала вино из своего бокала, побледнела от усталости; она восхищалась Румпфом, еще сохранившим ясную голову, хотя знаменитые чемпионы пьянства уже несли какую-то околесицу, икая и запинаясь.
Весь вечер они безобразничали, засовывали под мундиры подушки, изображая из себя горбунов и толстяков, и хохотали до упаду.
Когда в городе завыли сирены, гости гауляйтера разразились громкими торжествующими криками; они не обращали внимания на налет и, только когда гауляйтеру доложили, что город горит со всех сторон, отправились вместе с ним на одну из башен «замка», откуда с ужасающей ясностью виднелось пламя пожара под пурпурными облаками. Гауляйтер по телефону отчитал майора, который командовал наземной противовоздушной обороной, за то, что тому не удалось сбить этих воздушных пиратов, убивавших женщин и детей, и посоветовал ему лучше подыскать себе место в тире.
Спустя несколько минут — налет еще не кончился — гауляйтер уже мчался в сопровождении шести автомобилей в город; на охваченной огнем Вильгельмштрассе им преградил дорогу рухнувший дом. Черные от копоти и дыма пожарные закричали «хайль», увидев его в этом аду; но присутствие в его автомобиле «сказочной красавицы» крайне удивило их.