ГАРМОНИЯ.
Это такое, стало быть, название у ансамбля.
Затем на сцену выходит девица вполне привлекательной наружности, но почему-то в помятом платье и в неряшливо натянутых на красивые ноги тёплых чулках; причёска у неё тоже со следами необъяснимых повреждений… Девица поёт боевик эстрады 72-го года — песню на слова Роберта Рождественского «Был он рыжий, как из рыжиков рагу, рыжий, словно апельсины на снегу…»
Играет музыка, страстно поёт девица… Хорошо!..
Полуботок, поддавшись всем этим чарам, закрывает лицо ладонями и мечтает, и грезит…
Волшебная, лесная поляна.
Дымка тумана и яркое солнце — одновременно.
Все обитатели камеры номер семь, взявшись за руки, парят в замедленных движеньях над изумрудною зеленью травы; на голове у каждого венок из полевых цветов; и лица у всех такие человеческие, такие нормальные…
А навстречу им, просветлённым и умиротворённым, откуда-то из белого тумана выплывают девушки — тоже с венками на головах — босоногие блондинки с длинными волосами и в длинных белых платьях…
Полуботок, сидящий в концертном зале дома офицеров, спохватывается, стиснув зубы и закрыв глаза, мотает головой: нет, нет, нет!
И всё прокручивается в обратном направлении: девушки задним ходом возвращаются в белый туман, а умиротворённые солдаты в наивных веночках, но без ремней становятся в исходное положение и застывают в нём.
Полуботок встаёт со своего кресла в зале и входит в эту застывшую волшебную картинку. В руках у него пистолет. Приблизившись к застывшим губарям, всматривается в их лица, среди которых видит и самого себя. Останавливается возле Лисицына и Злотникова, всаживает в каждого из них по нескольку пуль. Злотников и Лисицын бесследно испаряются, а Полуботок возвращается в своё кресло и прокручивает снова картину всеобщего благополучия губарей из седьмой камеры. Те же самые девушки опять выплывают из тумана… И вообще — всё то же самое. Только без тех двоих.
Двор дома офицеров.
Губари разгребают и разбивают нечто среднее между айсбергом и кучей мусора. Полушутя-полувсерьёз Полуботок говорит:
— Что за прелесть эта наша жизнь на гауптвахте! Живём в своё удовольствие: посещаем рестораны, концерты!..
Губари смеются ему в ответ. Да, жить можно и на гауптвахте!.. А часовой ихний — тот стоит в стороне хмурый и скучный. Бурханов говорит ему:
— Чо унываешь, начальничек?
— Замёрз — вот чо, — отвечает часовой. — Вы-то хоть работаете, двигаетесь, а я стоять на холоде должен. Пойдёмте лучше в кочегарку! Погреемся!
Кочегарка дома офицеров.
Часовой и арестанты греются — кто как может и кто как хочет: одни у огня, другие возле тёплых труб. В котельной темно — в основном видны не люди, а лишь силуэты.
За столиком, в маленьком островке электрического света, сидят двое кочегаров: Тощий и Рябой. Обоим на вид лет под шестьдесят, оба под хмельком.
Рябой говорит:
— Грейтесь, мужички, грейтесь на здоровье.
— Тут у нас хлеб есть, лук, — берите, кушайте, — предлагает Тощий.
— Спасибо, мы не хотим, — говорит Бурханов.
— Что ж, разве вас на губвахте так уж хорошо кормют? — обиженно спрашивает Тощий.
Полуботок находится с ответом:
— Нет, конечно, — с этими словами он берёт кусочек хлеба и показывает тем самым пример всем остальным. — Спасибо, спасибо вам…
— Ну вот! Это по-нашему! А то стесняются!
Улицы города.
Губари под конвоем возвращаются домой.
Мальчик лет шести дёргает маму за рукав:
— Мам, глянь! Опять этих повели! А их в тюрьму повели, да?
Мама отвечает мальчику:
— В тюрьму, сынок! В тюрьму! Куда же ещё таких можно вести?
Полуботок всё это слышит, но не оглядывается — насупившись, идёт себе под конвоем и смотрит в землю. Мальчик вернул его к действительности. Да и кочегарка — тоже.
Двор комендатуры, а позже — двор гауптвахты, куда сходятся, съезжаются вернувшиеся с работы арестанты.
Слышны голоса:
— В доме офицеров работали? Повезло людям… А мы вагоны разгружали…
— Я слыхал, что после ужина нас опять поведут на работу.
— Если в дом офицеров, так это мы с радостью!
— Куда угодно, только бы не на железную дорогу!
Двор дома офицеров. Уже темно.
Во двор въезжает грузовая машина, битком набитая губарями. Губари выпрыгивают на землю, их конвоиры занимают свои позиции. Сразу видно, что работников прибыло гораздо больше, чем до ужина. Видны новые лица. Камера номер семь присутствует полностью.