Полуботок ни на что не обращая внимания, делает своё дело, будто и нет никакого ефрейтора с карабином и штыком.
Слышен чей-то крик: «На гауптвахту его!»
Ефрейтор резко оборачивается в ту сторону, откуда донёсся крик, но все губари уткнулись в свои лопаты и работают на полную мощь. Ефрейтор весь вспыхивает от негодования, но затем опять напускает на себя выражение, соответствующее важности возложенной на него задачи.
А Полуботок — знай себе ковыряется в снегу и ковыряется. Отбывает срок.
Двор гауптвахты.
Несколько арестантов складывают в сарайчик лопаты и скребки. Из сарайчика выходит Полуботок. Останавливается. Смотрит. Перед ним — всё тот же двор, всё те же плакаты на стене. Возле грибка с плащом и с надписью «ТУЛУП» переминается с ноги на ногу часовой с карабином. А вон и начальник караула — капитан из авиации. И это — тот самый Добрый Капитан, который десять суток тому назад принимал на гауптвахту рядового Конвойных Войск Полуботка.
Полуботок подходит к нему и говорит:
— Товарищ капитан, разрешите обратиться!
— Обращайся.
— Товарищ капитан, который теперь час?
— Полдвенадцатого, — спокойно отвечает Добрый Капитан на этот необыкновенно вольный вопрос, глядя на свои часы.
— Товарищ капитан, — говорит Полуботок, продолжая всё дальше заходить за границы дозволенного, — вот уже полчаса, как окончился мой срок. Меня пора освобождать!
— Как фамилия?
— Рядовой Полуботок! Первая камера!
— Жди, — устало говорит Добрый Капитан. — Когда за тобой придут — отпустим.
— Товарищ капитан, а можно я обращусь к начальнику гауптвахты — к старшему лейтенанту Домброве?
— Можно. Но не советую. Да его сейчас и нету — вышел ненадолго в комендатуру.
Горы. Лес. День. Погоня.
Злотников бежит через колючий кустарник, ломая ветки, рвя на себе одежду и царапая лицо. При нём автомат.
За спиною — лай собак и голоса пограничников.
Где-то в небе тарахтит вертолёт.
— Бросай оружие! — кричит голос, усиленный мегафоном. — Сдавайся!
— Нет смысла! — тихо говорит сам себе Злотников и, присев в удачном месте, отстреливается. Меняет магазин — один, другой — и опять стреляет и стреляет. И потом бежит дальше.
Всё это время в него тоже стреляют и стреляют. Но — наугад. И потому не попадают.
Злотников бежит. Голоса людей и лай собак всё ближе.
Какая-то собака со страшным храпом вот-вот настигнет его и разорвёт на куски. Получив автоматную пулю, она жалобно взвизгивает и, катаясь по земле, отлетает по горному склону куда-то в сторону.
Отстреливаясь, Злотников бежит, а заветная цель — тихое местечко где-нибудь в горах Кавказа или Урала, или мама, хорошо устроившаяся в жизни и в городе Нью-Йорке — ох как далеко!
Перебегая через открытую поляну и, уже достигнув было быстрой горной речушки, он наконец-таки получает то, что ему уже давным-давно причитается: несколько путь, пробив ему спину, вырываются у него из груди и летят дальше. Какое-то время он пытается угнаться за ними, медленно-медленно плывя по воздуху, но затем всё-таки падает на землю и, надо полагать, замертво.
Камера номер один.
Рядовой Полуботок сидит на табуретке, подперев голову руками. Затем вскакивает и начинает ходить взад-вперёд, взад-вперёд, зачем-то время от времени поглядывая в глазок: мол, не идут ли там за ним?
А там — не идут!
Умывальное помещение.
Один из часовых подставляет Принцеву стул. Тот усаживается и, уставив вперёд неподвижный и безумный взгляд, сидит так, и слёзы льются у него по щекам.
Добрый Капитан — здесь же. Он говорит:
— Ну вот: то б сегодня вечером или завтра утором освободился, а теперь тебя могут и под суд отдать за членовредительство с целью уклонения от воинской службы…
Принцев не отвечает — тихо плачет.
Двое солдат из состава караула забинтовывают ему руки на запястьях.
— Товарищ капитан, говорит один из солдат. — Бритвы здесь всегда лежат… Они же, арестованные, бреются ими…
— Мы ж думали, он воду убирает тут… Раковина-то протекает… А он, оказывается…
— Смотреть надо было, — устало говорит Добрый Капитан. На то вы и часовые. — Обращаясь к Принцеву, Добрый Капитан говорит: — Не хнычь. Сейчас приедет машина, окажут тебе помощь. Если потребуется — госпитализируют…
Так, что только ему одному слышно, Добрый Капитан тихо бормочет:
— Вот же дурень… Ничего не понимает… Даже и вены путём перерезать не сумел… Разве ж так из жизни уходят?..