Среди ночи Гаури проснулась оттого, что кто-то сильно тряс ее. Открыв глаза, она увидела перед собой лицо Амру, потом различила в темноте белую спину Чандари, жевавшей жвачку. Терпкий запах навоза ударил Гаури в нос. Она протерла глаза и, качаясь, как пьяная, приподнялась на постели.
— Проснись, дочь моя, проснись! — пробормотала Лакшми, сидевшая на циновке, и глубоко вздохнула: — О боже!
— Довольно тебе взывать к богу, женщина! — упрекнул ее Амру. — Чем помогли тебе боги, когда ты таскала им в храм сладкие лепешки? Они только смеялись над твоей глупостью.
— Не кричи на меня, чурбан, — прервала его Лакшми. — Что ты знаешь о сердце матери? Иди сюда, Гаури, и слушай…
Гаури поняла, что они говорили о ней, пока она спала. Стараясь сохранить спокойствие, она встала с постели и послушно подошла к ним.
Некоторое время все трое молчали, и Гаури могла слышать чей-то кашель в доме по соседству и монотонное жужжание насекомых в воздухе.
Первым заговорил Амру:
— За несколько месяцев замужества ты превратилась в настоящую женщину, Гаури! Но твой муж оказался негодяем.
— Я думала, бог услышит мои призывы и его сердце смягчится, — пробормотала Лакшми.
— Замолчи, женщина! Еще раз прошу — не говори так много о боге, дай мне побеседовать с Гаури, — перебил старуху Амру.
Однако дело, которое собирался обделать Амру, было настолько щекотливым, что он тоже не знал, как к нему приступить.
— О горе! — простонала Лакшми.
— Ладно, тогда говори с ней сама! — взорвался Амру.
Лакшми утихомирилась, и Амру, приняв тон умудренного опытом человека, продолжал:
— Девочка, слушай меня внимательно. Тебе удалось вырваться невредимой из лап этого мерзавца. Ведь он мог и убить тебя! Ты родилась под несчастливой звездой. А твоя мать — глупая женщина…
— Какое же преступление я совершила, что родила эту девочку? Но она моя дочь, моя плоть и кровь, и я не могу думать о ней так, как ты, заволновалась Лакшми.
— И все же ты глупая женщина, ибо у тебя в доме не найдется и корки, чтоб накормить хотя бы ворону. Твоя жизнь целиком зависит от моего урожая, и могу тебе сказать, что если даже пойдут дожди, то и тогда зерна едва хватит, чтобы заплатить проценты ростовщику… А так как денег тебе достать неоткуда, Чандари, под которую был взят заем, уведут.
Корова, стоявшая в глубине двора, фыркнула, будто чувствуя, что разговор идет о ней.
А Амру продолжал:
— Гаури, дитя, Панчи прогнал тебя. И прежде чем вся деревня узнает об этом и мы будем опозорены, я думаю, тебе лучше всего уехать в Хошиарпур…
— Это верно! Люди действительно начнут говорить, — решилась поддержать его Лакшми. — Пойдут разговоры, что ты родилась под несчастливой звездой.
Казалось, Гаури совершенно лишилась способности говорить, протестовать… Она лишь пыталась уловить смысл сказанного и понять, к чему они клонят.
— Поженить тебя с Панчи было все равно, что соединить кроткую телочку с диким буйволом, — решил польстить племяннице Амру. — Откуда было знать, что он окажется таким негодяем?
Однако Гаури осталась глуха к его лести.
— Ну чего ты ревешь? — опять сорвался Амру. — Мы не собираемся тебя убивать. Мы лишь хотим устроить твое счастье. И новый жених, которого мы тебе нашли… Посмотри-ка на фотографию этого почтенного человека — любая девушка была бы счастлива узнать, что такой богатый человек предложил ей руку.
— Ты только взгляни на фотографию! — подхватила Лакшми.
Гаури передернуло от отвращения, она отрицательно покачала головой и продолжала хранить молчание.
— Долго ты будешь упрямиться, безумная женщина? Смотри! — не своим голосом закричал Амру, высоко поднимая керосиновую лампу, чтобы осветить фотографию.
Гаури не взглянула на карточку, а в упор посмотрела на самого Амру. В ее взгляде он без труда мог прочесть упорное сопротивление и нежелание повиноваться.
В глазах Амру вспыхнула ненависть к девчонке, посмевшей бросить ему открытый вызов. Что-то зловещее проглянуло в чертах его лица, искаженных безграничной злобой и жаждой мщения. Гаури в страхе опустила глаза и по привычке, укоренившейся в ней с детства, стала молиться: «О мать, невидимо обитающая в этом доме и давшая мне свое имя, войди в меня и пошли мне силы перенести все это. Дай мне крылья, чтобы я могла улететь отсюда…»