На это было нечего возразить.
Ярость душила Панчи, в голове у него помутилось, но он взял себя в руки и, в упор глядя на старуху, крикнул:
— Что ты мне голову морочишь? Где она?
— Не знаю, — пробормотала Лакшми. — Где-то в Хошиарпуре. Амру лучше знает…
— A-а, теперь все понятно… Так знайте: если с Гаури что-нибудь случилось, я убью вас обоих!
— Та-та-та! Иди пугай кого-нибудь еще. Скорее Амру отделает тебя за то, что ты бил ее!
— Ну ладно, — угрожающе сказал он и встал. — Я все узнаю от Амру.
— Ха! Можешь идти и узнавать у кого угодно! Наглец!
В ярости, страхе и крайней растерянности он бежал по тропинке в поле, то замедляя шаг, то вновь припуская во всю мочь при мысли, что Амру может скрыться от него. Увидев мальчика-пастушка, окликнул его. Но мальчишка бросился в реку и поспешил вброд к другому берегу, приняв Панчи за крестьянина, чье поле сегодня утром вытоптал скот.
Встав на берегу реки, Панчи пытался его переубедить:
— Эй, малыш, послушай! Я не хочу тебя обидеть! Скажи мне только, где Амру!
Но мальчик, стоя в воде, продолжал лишь испуганно глядеть на него.
— Скажи мне, где дядя Амру! — продолжал уговаривать его Панчи. — Я ничего не сделаю тебе.
Мальчик наконец раскрыл рот:
— Он велел мне присмотреть за коровой и за волом, а сам ушел не знаю куда.
— А где его скотина?
Мальчик показал кнутом куда-то в сторону.
Панчи решил было пойти к водоему, где женщины обычно брали воду, купались и стирали белье, — может быть, кто-нибудь из них знает, где Гаури. Но он лишь весьма смутно помнил ее подружек, а спрашивать первого встречного, где его жена, будет, конечно, очень глупо. Нет, лучше пойти к дяде Адаму Сингху, который их обручил.
Так он и сделал. Осторожно пробравшись по той же улочке, где стоял дом Лакшми, Панчи подошел к дому старого друга своего отца и постучался. Послышалось шлепанье босых ног, и в дверях показалась молодая девушка. Это была Паро. В первый момент она настороженно посмотрела не него, но затем узнала и радостно воскликнула:
— Панчи! Брат! Неужели это ты?
Панчи, как и полагается мужчине, не желающему смущать девичью скромность, опустил глаза.
— Отца нет дома. Но ты все равно входи… Когда ты пришел?
Следуя за ней, Панчи вошел в дом, удивляясь про себя, что раньше не замечал, какая она хорошенькая. На Паро была простая белая набедренная повязка, волосы заплетены в длинную косу. Она быстро сбегала в кухню и принесла ему циновку, а сама уселась на деревянный стул. По ее юному раскрасневшемуся лицу Панчи видел, что она искренне ему рада.
— Я дам тебе обрата, — сказала Паро, — ведь ты, наверное, всю дорогу шел по жаре.
И она стала наливать обрат в бронзовую чашку.
Панчи не мог оторвать от нее взгляд, с восхищением видя в ней уже не девушку, какой она была всего несколько месяцев назад, а молодую женщину. Когда он брал от нее чашку, их глаза встретились, и Паро поняла, что он любуется ею. Чтобы скрыть смущение, она быстро заговорила:
— Отец скоро вернется. Он пошел в лавку, купить немного масла. Он все стареет и ходит совсем медленно, хотя по-прежнему тратит много масла на свои усы — чтобы они у него блестели…
— Скажи мне, Паро, — спросил он, — где она сейчас?
Паро долго молчала, но наконец сказала:
— Ходят слухи, будто они продали ее кому-то в Хошиарпуре.
— Я оторву голову этой старой ведьме! — вскричал Панчи. — И Амру тоже свое получит. Негодяи! Лгуны проклятые! Я ославлю их перед всем светом!..
— Успокойся, брат, не надо ничего делать сгоряча… Сначала остынь, а потом уж пойдешь…
В глубине души она не хотела, чтобы он сейчас же пошел мстить Лакшми и Амру, — ведь тогда станет известно, что Панчи все узнал от нее, от Паро, и те двое обрушат свой гнев на ее отца. Да и сам отец рассердится, что она все разболтала Панчи.
В этот момент во дворе показался Адам Сингх. Он уже не вскидывал голову так гордо, как прежде, бравые усы его обвисли. Войдя в кухню, старик чутьем хитрого крестьянина понял, о чем шла речь. Ласково тронув Панчи за плечи, он сел на стул.
Воцарилось тягостное молчание. Адам Сингх вздохнул.
— Значит, это правда, дядюшка? Они продали ее в Хошиарпур?
Адам Сингх кивнул.
— В любом деле самое главное, сынок, — это не терять головы, — сказал он.
— Ах, дядя, — с горечью произнес Панчи, — мне ведь терять уж нечего.
— Успокойся, сынок, и послушай меня, старика, ведь ты для меня словно родной сын. Вот почему я не выдал за тебя Паро — знай это. Твой гнев справедлив — эти люди поступили как сводники. Но ведь если ты убьешь их сейчас, ты навлечешь на себя наказание, которого заслуживают они. А я никогда не простил бы себе, что не удержал тебя.