— Да, да, — подхватила Лакшми с иронической улыбкой, — покажи нам путь к тому храму, где обитает твой великий бог.
Слуга вышел на дорогу и показал на маленький кирпичный домик, видневшийся за базаром.
— Вот на этой пустоши он собирается строить вою собственную больницу. Вон там, где палатки.
Они подошли к домику, и Адам Сингх постучал в дверь. Им открыл Дхани Рам, повар доктора Махендры.
— Мне сказали, что моя дочь у вас, — обратилась к нему Лакшми.
Приняв их за обычных посетителей, пришедших навестить кого-нибудь из больных, Дхани Рам спросил:
— Ваша дочь больна?
— Нет, моя дочь не больна, но нам сказали, что она здесь.
Сообразительный Дхани Рам понял, что перед ним мать Гаури.
— Сахиб вряд ли сможет принять вас до полудня, он осматривает больных в хирургической палатке. — Дхани Рам указал на большую брезентовую палатку, рядом с которой каменщики-сикхи возводили стены новой больницы. — Идите и ждите там.
После того как больные, ожидавшие в тени на деревянных скамьях, были приняты доктором, Лакшми и Адам Сингх смогли наконец зайти в палатку. От тревожного ожидания и изнуряющей жары Лакшми так ослабла, что едва держалась на ногах. И когда она неожиданно увидела Гаури, которая провожала к дверям молодую пациентку, Лакшми застыла на месте с широко раскрытыми глазами, испустила стон и упала в обморок.
Доктор Махендра вместе с Гаури и слугой подняли ее и положили на стол для осмотра пациентов. Слуга принялся энергично обмахивать ее веером, а доктор дал ей холодной воды.
— Нервная натура! — сказал он Адаму Сингху. — А тут еще потрясение от встречи с дочерью!
— Это с ней случилось от стыда, сахиб доктор, — ответил Адам Сингх.
— Я думаю, она чувствует себя не столько пристыженной, сколько виноватой, — сказал Махендра.
— Да, да, сахиб доктор, это я и хотел сказать, — охотно согласился Адам Сингх.
Лакшми открыла глаза. Доктор подошел к ней, пощупал пульс и сказал:
— Сильное переутомление. И больное сердце…
Лакшми с благодарностью взглянула на него, спустилась с хирургического стола и с раскрытыми объятиями направилась к дочери. Но Гаури, сама не понимая, что с ней происходит, вдруг отпрянула назад с побледневшим лицом. Тогда Лакшми, опустив голову, присела рядом с Адамом Сингхом у ног Махендры.
Воцарилась долгая тишина. Адаму Сингху каждое мгновение казалось вечностью. Наконец, преодолев смущение, которое он чувствовал в присутствии доктора, старый крестьянин сказал:
— Сахиб доктор, прости эту старую женщину и отпусти с ней ее дочь…
— Мне не за что ее прощать, — резко сказал Махендра.
— Я ошибся, сахиб доктор, прости меня… — поспешил поправиться Адам Сингх.
— Опять? — перебил его Махендра. — Непонятно, при чем тут прощение!
— Сахиб доктор, я хотел сказать…
— Я знаю, что ты хотел сказать. Я вовсе не собирался пугать ни тебя, ни эту старую женщину. Я говорю то, что думаю. Ваша дочь пришла к нам изнуренная лихорадкой. В ее глазах можно было прочесть боль тайного горя. С тех пор многое произошло с ней и со всеми нами… Теперь к ней возвращается жизнь. Она избавилась от своих страхов. Гаури любит свою работу и полностью отдается ей.
Адам Сингх смотрел на доктора с открытым ртом, очень мало понимая из того, что он говорит. Доктор Махендра почувствовал это и попытался выражаться попроще.
— У жителей гор есть поговорка: «Смотри на солнце утром и на звезды ночью, а в промежутке работай, веселись, ешь, спи, люби и не бойся бога». А что мы делаем вместо этого? Без конца копим золото и серебро, стараемся накупить как можно больше скота и даже продаем своих дочерей!..
— Но, господин, — вдруг осмелела Лакшми, — какое у бедняка лекарство против бедности?
— Я не осуждаю тебя, старая женщина. Я только хочу сказать, что ростовщики, которые все покупают и продают, принесли в деревню ложь. В результате ваш Амру становится мошенником, а ты продаешь свою дочь. А разве мало женщин не могут вскормить своих младенцев только потому, что им нечего есть и у них пропадает молоко?..
— Я поступила нехороша, сахиб доктор, — сказала Лакшми, пряча лицо под покрывалом. — Но ведь иначе наш ростовщик забрал бы мою корову.
— Да я о другом говорю! — воскликнул Махендра. — Я не осуждаю тебя. Я осуждаю вашу веру. Ведь что получается? Ростовщик считает тебя грешницей, если ты не заплатишь ему процентов с долга. И рядом с этим лицемером всегда негодяй брахман. В нашей деревне, в Гургаоне, «чистые» индусы прогнали всех «неприкасаемых»! Вот до чего они дошли.