— Ах ты, дрянь!
Казалось, к Панчи вернулась его прежняя сила. Он набросился на Дамодара и ударил его кулаком. Но Раджгуру и братья Чанд разняли их.
— Ты еще у меня получишь! — От ярости Панчи с трудом выговаривал слова. — Я тебя пополам раздеру!..
— Успокойся, успокойся, — уговаривал его Раджгуру.
— Так сердиться из-за каждого слова!
— Этот негодяй первый оскорбил меня!
— Сам ты негодяй! — закричал Дамодар и изо всех сил ударил Панчи по голове. Удар пришелся по тому месту, где у него была рана. У Панчи все поплыло перед глазами, и он упал.
В эту минуту на шум выскочил брахман храма, спавший в задней части храма.
— Принесите, пожалуйста, воды, — попросил его Раджгуру.
Дамодар с виноватым видом выскользнул из храма, братья Чанд остались ухаживать за Панчи. У дверей храма уже собралась толпа, словно здесь произошло убийство.
Когда Панчи открыл глаза, он увидел, что снова лежит дома на своей кровати, а дядюшка Рафик прикладывает мокрое полотенце к его голове. Гаури сидела возле кухни.
— Тс-с-с! — Горшечник приложил палец к губам. — Слово — серебро, молчание — золото. Сейчас Гаури приготовит тебе молоко.
Но у Панчи и так не было сил говорить, и он лишь прошептал:
— Воды…
— Дай ему воды, девочка, — сказал Рафик, обращаясь к Гаури. — И полечи его. Аллах посылает горе, чтобы испытать нас. Скоро твой Панчи поправится…
Гаури принесла воды. Панчи сел на постели и взглянул на жену. Лицо ее казалось ему сегодня каким-то загадочным. О, если бы он мог узнать, как она жила в Хошиарпуре! Ведь только об этом и говорят сейчас в деревне, и он должен это знать. В противном случае он не сможет защитить ни Гаури, ни себя самого.
Она уже отошла от него, а он все продолжал смотреть ей в спину тяжелым взглядом.
— Сын мой, — сказал дядюшка Рафик, — если в твоем сердце горит пламя гнева, загаси его. Положись во всем на аллаха. Страдание и боль — наш удел. Но жизнь возродится, если только не терять веру…
— Дядя! — оборвал его Панчи. — Я знаю, ты мудр. Но попридержи хоть раз свою мудрость при себе и позволь мне обращаться с этой женщиной так, как я считаю нужным!
После этих слов горшечнику не оставалось ничего другого, как подняться с постели и отойти от Панчи.
— Пойди сюда, Гаури! — громко позвал Панчи.
— Сейчас, — отозвалась она, наливая в стакан горячее молоко, разбавленное кипятком, и добавила: — Дядюшка Рафик хочет тебе только добра…
Она не кинулась, как обычно, на его зов, и Панчи увидел в этом признак неповиновения. Это привело его в бешенство.
Когда она подошла к его постели, она была спокойна и полна чувства собственного достоинства, какой-то внутренней силы, какой он не ожидал встретить в женщине, которая, как ему казалось, должна была выглядеть виноватой и пристыженной.
Она протянула ему стакан, но он зло, с силой, оттолкнул ее руку, и горячее молоко расплескалось по кровати и по полу.
Гаури невольно вскрикнула.
— Скажешь ты мне правду, тварь? — злобно бросил он ей.
Она молча стояла перед ним, и в ее молчании ему почудилась какая-то враждебность и даже вызов.
— Отвечай, или я убью тебя! — снова закричал он и хотел соскочить с постели.
Дядюшка Рафик удержал его.
— Что с ним? — испугалась Хур Бану.
— Я ни в чем не виновата, — проговорила Гаури со слезами на глазах. — Он сам выгнал меня, но я вернулась к нему такой же чистой, как была.
— Чем ты мне докажешь свою чистоту? Своими слезами?
Гаури прижалась к Хур Бану и снова умолкла.
То, что она нашла поддержку у Хур Бану, женщины, которая никогда не была ему симпатична, бесило его. Если б не Рафик и его жена, он бы задал ей трепку, потом помирился, и все бы обошлось. Но их присутствие не позволяло ему сделать первый шаг к примирению.
— Подойди сюда! — сказал он зло.
Гаури высвободилась из объятий Хур Бану, молитвенно сложила руки и, поклонившись, сказала:
— Я всегда была тебе верна.
Рафик знаком дал жене понять, что им следует уйти.
— Подойдешь ты или нет! — снова закричал Панчи. Но Гаури от страха не могла сделать и шага. Тогда он выскочил из кровати и набросился на нее с кулаками. Она упала. Прежде чем Рафик и Хур Бану успели подбежать к ней, он еще пнул ее ногой.
— Ты меня опозорила на всю жизнь, негодная тварь! — кричал он. — Вся моя жизнь сломалась в тот день, когда я женился на тебе, потаскуха!
Неожиданно Гаури поднялась с пола.
— Ну что ж, — сказала она, — раз я ломаю тебе жизнь, я ухожу. Я пойду в город, буду работать в больнице у доктора Махендры, растить моего ребенка. И запомни: я никогда не вернусь обратно!