Однако и Уипплы, и Джандерсы были немало удивлены, узнав, что после выздоровления Эбнер не только настоял на том, чтобы ему оставили детей, но и сами отпрыски Хейла пожелали жить в миссии, за высокими стенами, предпочитая добровольное заключение свободному перемещению по городу. И вскоре Эбнер полностью восстановил свое домашнее хозяйство.
* * *
Затем в году в Лахайну приехал совершенно неожиданный гость, и спокойствие в городе на некоторое время было нарушено. Это произошло потому, что важным визитером был никто иной, как худой и высокий, внушительного вида священник конгрегационной церкви. Он был одет во все черное, а на голове его высилась касторовая шляпа, отчего слуга Господа выглядел, наверное, в два раза выше своего роста. Выйдя на пирс, он объявил:
- Я преподобный Элифалет Торн, член американского комитета по делам миссионеров. Я прибыл сюда из Бостона. Не могли бы вы подсказать мне, где можно найти преподобного Хейла?
Когда высокомерного пожилого мужчину, худощавого и чо порного, провели к миссионерскому дому, он сразу же понял, что здесь произошло. Правда, Торн пришел в ужас, когда узнал, что Эбнер решил оставить при себе всех четверых детей.
Вы должны найти себе новую жену или вернуться к дру зьям в Америку, логично предложил Торн.
Моя работа заставляет меня оставаться здесь, - заупря мился Эбнер.
Господь никогда не призывал своих слуг истязать себя, - возразил Торн. - Брат Эбнер, я сейчас как раз занимаюсь тем, что подготавливаю все необходимое для того, чтобы забрать ва ших детей в Америку.
Вместо того чтобы начать спор против этого вполне разумного решения, Эбнер осторожно поинтересовался:
Скажите, а сможет ли Михей поступить в Йель?
Я сомневаюсь в том, что здесь он смог получить доста точную подготовку, - поморщился Торн. - Ему ведь при шлось жить вдалеке от книг.
Услышав такие слова, Эбнер немедленно позвал своего сынишку с болезненным цветом лица и попросил его встать по стойке "смирно". Мальчик вытянулся в струнку перед важным гостем из Бостона. Командным голосом Эбнер приказал:
-Михей, я хочу, чтобы ты прочитал наизусть первую гла ву из книги Бытия сначала на иврите, потом по-гречески, затем на латыни и, наконец, на английском. А потом я попрошу тебя объяснить преподобному Торну семь или восемь абзацев, кото рые особенно сложны для перевода с одного языка на другой.
Сначала преподобный Торн хотел прекратить подобную демонстрацию способностей, как ненужную. Он мог и поверить Эбнеру на слово, что его мальчик действительно так хорошо развит. Но как только он услышал знакомые золотые слова, то устроился удобнее в кресле и с благоговением принялся вслушиваться в эти полные смысла строки. Высокомерный священник был потрясен острым чувством языка, которым владел этот мальчик. Он даже расстроился, когда цитаты кончились, поэтому спросил Михея:
-А как этот отрывок звучит на гавайском?
-Я не умею говорить по-гавайски, - объяснил тот. Когда мальчик удалился в свою комнату, Торн обратился к
Эбнеру:
Мне хотелось бы познакомиться с гавайскими священ никами.
У нас таких нет.
А кто же будет читать проповеди, когда вы уедете отсю да? - удивился Торн.
Я никуда не собираюсь уезжать.
Но как же будет потом существовать эта церковь?
Гавайцам нельзя доверять такое ответственное дело, - настаивал Эбнер. - Наверное, вам уже кто-нибудь успел рас сказать о Кеоки и Ноелани?
Да, - холодно заметил Элифалет Торн. - Сама Ноела ни в Гонолулу. Сейчас у нее четверо прекрасных детей, воспи тываемых в христианской вере.
Эбнер потряс головой, чтобы сфокусировать зрение, но некоторое время стоял в растерянности. Он никак не мог сообразить, откуда он знает Элифалета Торна. И вдруг он вспомнил все: как этот высокомерный и мрачный священник ходил от колледжа к колледжу и выбирал будущих миссионеров. Это было в далеком году.
Вот что вам необходимо сделать, преподобный Торн, - взволнованно заговорил Эбнер. - Возвращайтесь в Йель и подберите там новых миссионеров. Нам здесь их потребуется не меньше дюжины.
Но в наши намерения никогда не входило присылать на острова бесконечное количество белых людей, чтобы помо гать туземцам управлять своими делами, - резко ответил Торн. Внезапно слово "управлять", произнесенное им, напом нило священнику о том, зачем он, собственно, и приехал на Гавайи. Однако эта тема была настолько щекотливой, что он не знал, с чего лучше начать.
Наконец, Торн прокашлялся и заговорил напрямую:
-Брат Эбнер, комитет в Бостоне очень недоволен двумя ас пектами, касающимися гавайской миссии. Первое: вы устано вили здесь настоящую епархию, с центром в Гонолулу, контро лирующим острова. Вы должны понимать, что это неприемлемо для нашей конгрегационной церкви. Второе: вы отказались вос питывать будущих священников из гавайцев, которые впослед ствии смогли бы занять ваше место. Это серьезные ошибки, и я от имени комитета должен наказать тех, кто несет ответствен ность за допущенные промахи.
Эбнер холодно смотрел на своего инквизитора и думал: "Как он может судить меня относительно происходящего на Гавайях, если никогда не жил здесь? Конечно, он может порицать мои действия, но чем он подкрепит свое обвинение?"
Преподобный Торн уже столкнулся с чем-то подобным в Гонолулу. Сейчас он рассуждал так: "Он, наверное, сейчас
осуждает меня за то, что я сужу о его работе, ничего не зная о местных условиях, но каждая ошибка начинается с каких-то особых обстоятельств".
Элифалет Торн чувствовал себя крайне неудобно, но, предупредив Эбнера, был рад вернуться к более приятной теме, и сказал:
- В Бостоне к Богу всегда относились с большой любовью, но мне очень бы хотелось, чтобы вы тоже узнали о переменах, произошедшие в нашей церкви за последние годы. Наши лидеры теперь больше говорят о любви Господа и меньше обращают внимания на горькую прямоту Кальвина. Мы живем в новом духовном мире, брат Эбнер, и нам, людям пожилым, не так-то просто приспосабливаться к переменам. Однако нет большего удовольствия, чем подчиниться воле Господа. Я просто уверен в том, что Господь хочет направить нас именно по этому пути.
Неожиданно вдохновленный священник замолчал, поскольку увидел, что Эбнер как-то уж очень странно смотрит на него. Сейчас Торн подумал: "Какой же он тяжелый, консервативный человек. Наверняка ему не понять тех изменений, которые происходят у нас в Бостоне".
Эбнер же размышлял совсем о другом: "Иеруша положила начало этим переменам, и даже еще большим, в Лахайне семь лет назад. Она смогла обосновать любовь Господа без помощи теологов и профессоров из Бостона. Но почему этот высокий человек ведет себя так надменно? "
Единственное слово примирения от Торна могло бы сейчас заставить Эбнера разговориться, и тогда бы он подробно рассказал гостю, какие изменения произвела Иеруша в его теологии. Но Торн промолчал, потому что, обратив внимание на замкнутость Эбнера, расценил ее по-своему: "Как же, я хорошо помню, когда проводил собеседование с этим типом в Йеле. Он и тогда уже был легко возбудимым и чрезмерно самоуверенным юношей. Почему нашей миссии вечно достаются такие вот неудачные экземпляры?"
Затем, все еще продолжая раздумывать о фатальном неве зении в отношении подбора миссионеров, что часто срывает самые благородные планы, он затронул весьма важную про блему. Продолжая беседовать с Эбнером, он окончательно убе дился в своем подозрении, что в лице Эбнера Хейла церковь приобрела одного из тех ограниченных, упрямых людей, у ко торых полностью отсутствует возможность роста, и которые
представляют собой настоящие преграды для практической религии.
Брат Эбнер, - вздохнул Торн, - я приехал сюда, чтобы вместе с вами посвятить в духовный сан любых гавайцев, ко торые готовы стать священниками. Не могли бы вы пригла сить сюда своих кандидатов?