перед событием, произошедшим в следующую минуту. Миссионер стоял, потрясенный увиденным, а вперед вышел чтец заклинаний и, заслонив собой танцовщиц, начал горестно напевать какую-то молитву. Правда, вскоре в его голосе стали чувствоваться и нотки ликования:
О великий Кейн, стражник небес!
О великий Кейн, стражник ночи!
Король всех богов, правитель людей,
Кейн, Кейн, Кейн!
Приди к нам, благослови нас
И участвуй в нашей церемонии.
Эбнер смотрел на все происходящее и не верил своим глазам. В этот момент из только что отстроенного травяного дома вышел Келоло. В руках он бережно и почтительно нес древний камень, символизирующий Кейна. Эбнер был уверен, что этот камень уже давно уничтожен, но он каким-то образом продолжал существовать. Видимо, причиной тому была любовь Келоло. И вот теперь вождь поставил его на небольшой каменный алтарь возле самого берега, после чего выкрикнул:
- О великий Кейн! Твой народ приветствует твое возвращение домой!
Над толпой повисла полная тишина, и гавайцы, один за другим, подходили к алтарю и клали на него цветы. Когда этот ритуал был завершен, кахуны начали нараспев читать всевозможные заклинания. Затем, по приказу Келоло, барабаны заиграли новый ритм, более быстрый и неистовый. Танцовщицы стали раскачиваться с еще большей энергией, а жители Лахайны приветствовали возвращение своего древнего и любимого божества.
Невзирая на сотню проповедей Эбнера и две сотни гимнов, посвященных уничтожению идолов, все же этот камень был первым, который воочию лицезрел сейчас священник. И он уставился на него, не в силах отвести взгляда, потому что бы ла в нем какая-то нечестивая привлекательность и тайное оба яние. И то, что идол смог внушить своим почитателям удиви тельную смесь экстаза и благоговения, только подчеркивало его силу и уникальность. Именно этот камень помог миссио неру понять о гавайцах то, что ранее было недоступно ему и казалось непостижимым: постоянные религиозные привязан
ности, особую любовь к историческим событиям и прошлому, а также стремление к таинственности. Сейчас Эбнеру очень хотелось выбраться из своего укрытия, подбежать к камню и сбросить с алтаря этого идола, который поддерживал в его прихожанах совсем не христианские настроения.
Но вскоре внимание Эбнера переметнулось с идола на фигуру какого-то человека, который вышел из нового травяного дома. Им оказался Кеоки Канакоа. Сейчас он находился в каком-то непонятном трансе, и движения его показались священнику неестественными и, скорее, машинальными. Было вполне очевидно, что юноша находится в состоянии глубокого гипноза. Он был обнажен до пояса, и его тело лоснилось от масел. На юноше была надета набедренная повязка из коричневой тапы, а через левую руку переброшена накидка из перьев. Голову Кеоки украшал шлем, выполненный в старинном стиле, с поднятым вертикально гребнем, проходящим от основания шеи до лба. Кроме того, на шее Кеоки Эбнер увидел ожерелье из человеческих волос, с которого свисал огромный китовый зуб, обработанный в форме крюка.
Когда Кеоки приблизился к статуе Кейна, жрец произнес нараспев:
-Вот он вышел к нам, этот совершенный, идеальный мужчина. Волосы его черные, с красноватым отливом. Он имеет фигуру вождя, треугольную от плеч и вниз, до узких бе дер. Спина его пряма, у него нет ни малейшего изъяна, ни единого недостатка. Его голова имеет квадратную форму, что было сделано еще во время его младенчества. Выпуклые нозд ри его раздуваются. Шея его коротка и мускулиста, а глаза притягивают к себе, как дерево, манящее рыбу в прудах. Он идеальный мужчина и он пришел сюда, чтобы выразить по чтение Кейну!
Продолжая пребывать в трансе, молодой алии двинулся к алтарю, поклонился идолу и выкрикнул:
-О великий Кейн! Прости своего сына. Прими меня снова к себе.
Стоя в тени пальмы, Эбнер принялся молиться:
-Прости его, Господи Всемогущий! Он находится во влас ти злых людей и не ведает, что творит.
Но Эбнеру еще предстояло перенести куда более сильное потрясение. Из травяного дома вышла Ноелани, одетая в зо лотистую тапу, со знаменитым ожерельем с китовым зубом,
ранее принадлежавшим Маламе. Волосы ее были украшены цветами. Девушка торжественно прошествовала к алтарю, и пока она приближалась к идолу, жрец громко объявлял:
-Вот выходит идеальная, совершенная женщина. Ее ко жа безупречна, она мягка и нежна, как волны океана, блестя ща и гладка, как цветок банана. Она прекрасней лепестка ле- хуа, милей раскрывающегося бутона хлебного дерева. Ноздри ее выпуклы и раздуваются, а нос прямой. Лоб ее чист и низок. Губы ее полны, а спина пряма. Ягодицы ее округлы, а щеки похожи на две луны и крепки, как само основание Мауи. Это идеальная женщина, и она пришла сюда, чтобы выразить свое почтение Кейну.
Эбнер, сраженный двойной изменой, начал бормотать:
-Они не могут вернуться к Кейну! Они же знают катехи зис. Кеоки обучался в Йеле. Они входят в конгрегационную церковь! Они члены моей церкви, а я запретил подобные цере монии!
Но и это отступничество, каким бы окончательным оно ни было, все же являлось лишь прелюдией к событию куда большего значения. От группы кахун, которые сегодня праздновали свою победу, отделился один высокий жрец в черной тапе, которой Эбнер раньше никогда еще не видел, и прочитал страстную молитву Кейну. Потом он неторопливо развернул свою тапу в ночном воздухе, и когда она полностью разгладилась от складок, накрыл этим полотном плечи брата и сестры, закричав: "С этого момента вы всегда будете делить одну тапу!" - и увел молодую пару в направлении нового дома.
Барабаны выбивали бешеную дробь. Танцовщицы исполняли такой яростный танец, который полностью стер в воспоминаниях прежнюю красоту хулы, а кахуны хором произнесли:
-Отныне Кеоки и Ноелани - муж и жена.
Такого Эбнер вынести не мог. Он вырвался из своего убежища, неистово размахивая увесистой тростью, и закричал:
-Мерзость! Прекратите эту мерзость!
Прежде чем собравшиеся смогли оправиться от испуга и сообразить, в чем дело, он пронесся к алтарю и могучим уда ром палки сбросил священный камень в пыль. В ярости он на чал топтать ногами ветви маиле и имбиря. Затем, отшвырнув в сторону трость, он с мрачным видом подошел к только что сочетавшейся браком паре, сорвал с их плеч черную тапу и снова прокричал:
-Мерзость!
К этому времени гавайцы успели прийти в себя от потрясения, и Келоло в сопровождении двух кахун тут же схватил Эб-нера. Правда, они старались обращаться с преподобным Хей-лом крайне осторожно, поскольку понимали, что он является священником другого бога, и все то, что он натворил, диктовалось его обязанностями. Келоло взмолился:
-Мой дорогой маленький друг! Сегодня ночью мы разго вариваем с другими богами.
Эбнер вырвался из рук кахун и, указывая пальцем на Кеоки, воскликнул:
-В глазах Бога этот поступок возмутителен! Это надруга тельство над Господом! - Но Кеоки смотрел на него стеклян ными, невидящими глазами, и тогда Эбнер, уже более спокой но, спросил его: - Что случилось?
Огромный алии еще раз всмотрелся в своего старого друга и пробормотал:
Я умолял вас, преподобный Хейл, сделать меня священ ником. Но если вашей церкви я не нужен...
Священником?! - заорал Эбнер, и в тот же миг весь ужас этой ночи хула, воскресший идол, барабаны и кахуны - пе реполнил миссионера, и он истерично расхохотался. - Священ ником? - Он повторял это слово много раз, пока Келоло не за крыл ему рот своей могучей рукой и не увел сторону. Однако взбесившийся маленький миссионер снова каким-то чудом вы рвался и бросился назад к новобрачным, чуть не сбив их с ног.