– Спасибо. Хоть на счёт связок вы меня успокоили.
– Да не за что. Ты главное это дело не запускай. Если надо по докторам походить – походи. Всё равно тебя с поликлиники направили, за приём ты не платишь. Лишь бы тебе помогло только, – сказав это она протянуло Роме его карточку.
– Спасибо большое. Будем лечиться.
– Давай, выздоравливай. Успехов тебе в твоих музыкальных похождениях. Будь с голосом осторожнее.
– Хорошо. До свиданья, – уходя сказал Рома.
– До свидания.
Он думал про себя, что Ирина Валерьевна все-таки хороший врач. Подсказала, посоветовала. Вот только жаль, что вылечить она его не может.
Выйдя из диагностического центра, ему вдруг показалось, будто он актёр и его снимает камера. Он глубоко вдохнул, надел перчатки и поднял воротник у пальто. Напротив центра стояло здание старой гостиницы ещё досоветского периода. Ему было уже больше ста лет. Когда взгляд Ромы упал на него, он сказал про себя: «Если бы я снимал фильм, то я бы снимал здесь». Несмотря на учебные будни, он зашагал по направлению к дому.
XII
Со дня знакомства Ани и Ромы прошло полтора месяца. В училище они, хоть и были в разных группах, старались пересекаться каждую перемену, а после пар подольше побыть вместе.
Сегодня Аня позвала Рому к себе после занятий. Они оба утомившиеся и голодные шли пешком, а дело тем временем шло к обеду. Аня заранее позвонила маме, и она должна была к приходу студентов что-нибудь им приготовить.
Зайдя в частный дом, где жила Аня со своей семьёй, Рома сразу поразмыслил: «Неплохо живут». Дорогой ремонт окутал всю четырёхкомнатную обитель Аниной семьи. Отец, владелец магазинов компьютерной техники, прилично развился в своём бизнесе. Аня была единственным ребёнком в семье, но, к счастью, особенно для Ромы, не была испорчена.
Мама, Людмила Егоровна, очень приветливая и добрая женщина, небольшого роста, стройная и светловолосая уже знала из уст дочери о Роме. Он же, при знакомстве с ней, понял, в кого была дочь. Домохозяйка угощала «голодных и утомившихся» котлетами и пюре, за которыми, изрядно разговорившись, она увидела в Роме весёлого и артистичного молодого человека, который был бы хорошей парой дочери. После чая Людмила Егоровна осталась на кухне мыть посуду, а Аня, проведя Рому в свою комнату, прикрыла дверь. Его гитара опиралась на шкаф, что стоял в углу рядом с дверью. Рома вчера оставил инструмент Ане, проходя мимо её дома со словами: «Я же обещал научить тебя играть». Правда он уже забыл про «мостик» и учил бы Аню только из-за любви к ней и искусству. Он сел на кровать до самой стены, почувствовав, что она очень мягкая.
– Сейчас ты будешь меня учить, – забавно сказала Аня расчехляя гитару.
– Ооо. С радостью, – в предвкушении ответил Рома. – Иди сюда, помогу.
– Я сама, – произнесла, было, Аня и сшитый вручную чехол из толстой ткани начал поддаваться. Она сняла его и повесила на спинку стула, а сама села на кровать по правую сторону от Ромы.
– Смотри: это аккорд Am, – он зажал своей левой рукой струны на грифе, который благодаря Ане оказался у него над ногами.
– Вот так? – поставив пальцы на струны, спросила Аня.
– Указательный вот сюда, на вторую струну, – он поставил её маленький пальчик с немного отращенным подравненным ногтем на первый лад. – Теперь проведи правой сверху вниз, – она провела по струнам и с серьёзным направленным на струны взглядом улыбнулась оттого, что что-то получилось. – Вот. Теперь аккорд С, – он снова зажал нужные струны, а Аня провела по ним.
– Вот так?
– Да лесенкой. Правильно, – послышался звук второго аккорда Ани.
– Круто! Классно так, – Аня расплылась в улыбке и посмотрела на Рому, который улыбнулся ей в ответ.
– Я тебя люблю, – сказал он.
– И я тебя люблю, – сказала она.
Их лица были близки и потянулись друг к другу. Но тут Аня остановилась и попятилась назад.
– Вдруг мама зайдёт.
– Ничего. Мы спрячемся, – сказал Рома и поднеся корпус гитары к лицу Ани то же скрылся за ним.
Они замерли, и ничто сейчас не могло им помешать насладиться своей любовью. Гитара не опускалась несколько минут. За ней недвижно сидели двое, которых связало прекрасное чувство. Ну, или что-то похожее…
XIII
Хоть и было время ужинать, он не торопился идти на кухню. Голода не чувствовалось. Он был сыт. Он был сыт концертом, той музыкой, что тонко звучала, пронзая душу. Как это ни странно, но голод наступал после написания каких-нибудь строк. Было бы полезно подкрепиться и выпить кофе или крепкий чай на ночь, тем самым продлив её, но эти способы не бодрили…
– Нужно продвигаться, прорываться на сцену! – твёрдо сказал он сам себе в те минуты. Конечно нужно! А он лежал на диване в тёмной комнате, которую освещает только телевизор. Он просто лежал, слушал, и порой, когда не закрывались глаза от расслабляющей музыки, надвигал на них капюшон. – «А ведь на месте капюшона могла бы быть шляпа, – подумал он погружаясь в мечты, – на месте телевизора солнце, а на месте дивана – гамак».