Но тем вечером меня почти тошнит, пока я убиваю время перед уходом в свою комнату, приводя в порядок гостиную и кухню даже после того, как все остальные легли спать. Затем я долго отмываюсь после рабочего дня водой с мылом и мочалкой.
Было бы неплохо принять горячий душ.
Но, возможно, я больше никогда не смогу принять душ.
Суровая истина этого понимания — каким бы тривиальным оно ни было в контексте гораздо более важного — прямо сейчас кажется ужасной. Что горячий душ теперь — часть моего прошлого. Точно так же, как ощущение себя в безопасности в одиночестве. И походы по магазинам за одеждой. И ужин где-нибудь с родителями.
Как и сами мои родители.
Как и Молли.
И, может быть, какие-то странные, извращенные отношения, которые у меня были когда-то с Джексоном.
Мои глаза горят, когда я умываюсь, а затем медленно расчесываю все спутанные волосы.
Я продолжаю расчесывать их в течение долгого времени, стараясь не заплакать.
Я все еще провожу щеткой по волосам, когда раздается легкий стук в мою дверь. Я вздрагиваю от неожиданности, но тут же подхожу посмотреть, кто это.
Джексон. Стоит на пороге моей комнаты в брюках, которые он носил весь день, и больше ни в чем.
Он мрачно хмурится.
— Что…?
Он прерывает мой удивленный вопрос, входя в комнату.
— То есть, ты собираешься вот так просто меня бросить?
Я замираю, за исключением моих век, которые опускаются в очень медленном моргании.
— Ч-что?
Он закрывает дверь спальни ногой.
— Ты просто бросаешь меня, не сказав ни слова? Ты зла и боишься открыться, и вот как ты решаешь с этим справиться? Ты перестанешь проводить со мной ночи? Ты так поступишь со мной после всего, через что мы прошли?
— Я не… — я так потрясена, что, кажется, не могу поспевать за ходом разговора. Все это вообще не имеет никакого смысла. Поэтому, естественно, сначала я говорю самую неуместную вещь. — Я не боюсь.
— Конечно, ты боишься! Ты чертовски напугана. И я понимаю это. Правда понимаю. Но я сделал все, что мог, чтобы быть тем, кем ты хочешь меня видеть, и я заслуживаю лучшего, чем быть брошенным вот так!
Я таращусь на него, разинув рот. Я никогда не слышала, чтобы Джексон выражался так пылко, так неконтролируемо. Эмоции исходят от него волнами. Я прижимаю руки к груди и ухитряюсь произнести законченное предложение.
— Я тебя не бросаю!
Очевидно, это не то, чего он ожидает. Он напирал на меня, но теперь отступает на полшага.
— Что?
— Я тебя не бросаю, болван ты этакий! Я просто медленно собиралась ко сну сегодня вечером.
Джексон хмурится и снова подается вперед.
— Ты собиралась прийти в мою постель?
— Да, я собиралась прийти, — теперь я справляюсь со своим удивлением, и у меня остается странное, жгучее негодование, которое почти наверняка слишком сильно для нынешних обстоятельств. — Так что можешь отправляться к черту вместе со всем тем самодовольным возмущением, которое ты навоображал по поводу того, как плохо я с тобой обращалась!
Сейчас Джексон уже не выглядит таким расстроенным, но начинает казаться не менее взбешенным, чем я.
— Я не выдумал все это. Ты уже какое-то время была на грани того, чтобы бросить меня, так что вряд ли удивительно, что я предположил, будто ты это сделала.
— Никуда я не собираюсь уходить!
— Да, черт возьми, собираешься. Вот уже несколько недель ты хочешь сбежать от меня. И даже сейчас ты хочешь отправиться в какой-то сумасшедший геройский квест, потому что ты не можешь быть довольна всем, что у тебя здесь есть.
— Пошел ты на х*й, Джексон! Ты понятия не имеешь, что я чувствую, и тем не менее всегда предполагаешь обо мне самое худшее.
— Тогда скажи мне, — выдавливает он, нависая теперь так близко, что я могу протянуть руку и дотронуться до него. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Скажи мне, чего ты хочешь. Потому что какое-то время я думал, будто ты хочешь меня, но теперь мне кажется, что ты всегда готова ускользнуть у меня из рук, как бы крепко я ни держал…
Я не знаю, что на меня нашло. Я искренне не знаю. Мои эмоции никогда не были похожи на американские горки, и даже если бы они были такими, я бы не позволила им руководить моими действиями. Но, похоже, прямо сейчас я ничего не могу с собой поделать. Он кажется таким настоящим. Таким искренним. Таким совершенно уязвимым. И в то же время почему-то сердитым. Я протягиваю руки, обхватываю его лицо обеими ладонями и притягиваю к себе для поцелуя.