А потом вдруг сразу все затихло… Ши-Латар, впоследствии принявший имя Бореалиса, объявил о снижении налогов, издал еще немало указов, одним из которых обещал прощение всем магам, что поклянутся не вредить Лиару и его правителю. Кто-то искренне пожелал пойти на мировую с оккупантами, кто-то затаил злобу и вознамерился в дальнейшем отомстить… этих было немного, память о том, как расправились Соратники (теперь их называли так) с Желтой Обителью, была еще свежа, а руины неприступной крепости Ордена даже не успели порасти травой.
Годы текли спокойно и размеренно. Учебники — лекции — практические упражнения — снова книги, истрепанные прикосновениями рук сотен учеников. Где-то там, в большом мире, происходили интересные вещи — Соратники захватывали соседние уделы один за другим, вереницы рабов отправлялись строить дороги, распахивать поля… Среди жителей Лиара все больше и больше находилось тех, кто говорил, что жить под рукой Бореалиса куда лучше, чем под рукой Мидиаса. Постепенно голоса эти сливались в единый хор — и, слушая его, находились уделы, что сами распахивали врата замков перед армией Бореалиса. Обо всем этом знали учителя — но постепенно взрослеющим детям не стоило забивать голову такими вещами. Учебники — лекции — практические занятия, вновь и вновь вращался этот круговорот. И неожиданно для себя самой Арианис поняла, что ей нравится учиться…
Ей было шестнадцать, когда наступил срок окончания школы. В этот день она должна была получить звание волшебницы — и клеймо, что навсегда изуродует ее руку. Клеймо, отмечающее ее право пользоваться магией на территории Лиара, зарабатывать этим свой кусок хлеба. В этот день она должна была стать взрослой — шестнадцатилетняя девчонка, для которой еще вчера существовал один дом — школа, одна семья — учителя и другие ученики… Ей предстояло отправиться в большой мир, о котором она не так уж и много слышала. В этот день она впервые увидела Бореалиса.
Он в сопровождении десятка Соратников прибыл, чтобы посмотреть на выпускников. Возможно, уже тогда Бореалис задумывал возрождение Желтого Ордена как замены той силе, которую утратили его Соратники…
— Они и вправду утратили силу? — уточнил Жаров.
— Да. В тех боях, что бросили Лиар на колени перед ними, Соратники метали молнии, от которых не защищала ни броня, ни толстые, окованные медью щиты. Но потом…
— Их метатели молний, — Жаров постарался подобрать подходящее слово, которое было бы понятно и Эрнис, и Таяне, — они умерли, так? Перестали работать?
— Ты все понял правильно, — усмехнулась Эрнис. — В них не было магии ни капли. Это было просто изделие человеческих… — она вздохнула, — ну, почти человеческих рук. И оно сломалось. Много позже я поняла почему. Эти… метатели были из другого мира, как и их владельцы. Здесь им не было места. Но я продолжу. Итак, Бореалис посетил школу…
Юноши и девушки один за другим подходили к ректору школы, чтобы получить его прощальные дары. Одну золотую монету — чтобы ученики не умерли с голоду, прежде чем найдут для себя приносящее доход занятие. Серебряный кулон на длинной тонкой цепи — знак школы. Одну-две книги, именно те, которые могут пригодиться выходящему в мир бывшему ученику, индивидуально подобранные для каждого. И магическую печать на тыльную сторону левой кисти — вечное клеймо, которое нельзя ни смыть, не вывести иным способом. Только отрубить себе руку. Но альтернативой было навсегда отказаться от использования магии, а потому те, что собрались здесь, стиснув зубы, протягивали левую руку, чтобы получить отметину, свидетельствующую о принадлежности к магическому сословию. Это было больно, очень больно — и зал огласился криками тех, кто не сумел или не счел нужным накладывать на себя болеутоляющие чары. Арианис шла одной из последних. И вдруг почувствовала, что Бореалис смотрит на нее. Почувствовала, несмотря на то, что на нем, как обычно, был глухой, без прорезей, матово поблескивающий шлем.
А затем он склонился к ректору, который был ниже правителя чуть ли не на две головы, и что-то спросил. Выслушал ответ, а затем отдал короткий приказ — и старик склонил голову, подчиняясь. И, когда Арианис протянула руку, чтобы принять боль и клеймо, лишь покачал головой.
— Сиятельный Бореалис приказал не возлагать на тебя печать.
Девушка вздрогнула — больше от испуга, чем от радости.
— Означает ли это, что мне… мне нельзя будет заниматься магией? — Она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. — Но… почему?
— Ты можешь заниматься магией, Арианис, — раздался чуть скрежещущий, отдающий металлом голос из-под шлема. — Сколько угодно. Но у тебя будут и другие занятия, не менее важные.
Он оказался прав. Последующие годы оказались очень наполненными событиями. Арианис пришлось много работать — в основном над восстановлением Желтого Ордена. Получив от Бореалиса несколько артефактов, ранее принадлежавших Ордену, среди которых был и Ключ Ветра, девушка совершила несколько путешествий в Гавань Семи Ветров. По ее приказу была заново отстроена Желтая Обитель — правда, в другом месте, менее неприступном.
Но все это было куда менее важно, нежели то, что происходило между нею и Бореалисом. Он почти ничего не скрывал от девушки, и постепенно она узнала все о нем и о его народе.
Они не были людьми, но стояли к людям куда ближе, чем любые другие известные расы. Они пришли из другого мира, не просто пришли — бежали, подгоняемые страхом смерти. Они смогли открыть проход — грубый, более похожий на взлом — и ушли из своего мира в другой. Тогда они думали, что сумеют спасти свои жизни.
Это оказалось и так, и не так. Новый мир, который они намеревались сделать своим домом, оказался совсем не столь дружелюбен, как это показалось в первый момент. Что-то было другим — возможно, солнце… Там, где родился Бореалис, всегда царил сумрак. Очень скоро Соратники поняли, что их тела, сталкиваясь с солнцем или даже с отраженным светом, начинали изменяться, постепенно превращаясь в камень. И потому они вынуждены были носить свои доспехи — только эта броня, порождение древнего разума и давно забытых умений, могла защитить от губительного и невероятно болезненного воздействия солнца. Только ночью или в помещениях, лишенных окон, они могли позволить себе снять панцирь.
Бореалис знал, что они обречены на вымирание. Его сородичи жили очень долго, в десятки раз дольше, чем люди, — но в этот мир пришли только мужчины. С ними было совсем немного женщин, и все они, не имевшие доспехов, не пережили первого же рассвета… тогда еще никто не знал, что местное солнце может убивать.
Там, на их родине, тоже знали, что такое любовь. Очень скоро родился первый ребенок, дитя двух миров. Затем еще один и еще… Их тоже ждала смерть, ибо они унаследовали от своих отцов долголетие, но вместе с ним и неспособность выносить солнечный свет. Именно тогда, когда первый из детей превратился в каменную статую, Арианис отправилась в свой первый поход в Гавань Семи Ветров. Древние записи гласили, что там можно найти решение любой проблемы, если только такое решение вообще существует. Тогда, кстати, выяснилось, что порталы меж мирами — по крайней мере те, что не несут угрозы Границам, — недоступны Соратникам. Двое из них, отправленные с Арианис для охраны и надзора, прибыли в Гавань в виде двух статуй, облаченных в доспехи.
Арианис вернулась — и принесла с собой решение. Сложное, неоднозначное — и все же дети, подвергшиеся определенной операции, могли жить. Увы, эта операция оказывала воздействие лишь в течение первого года жизни. Соратники были обречены — но теперь у них был шанс продлить себя в потомстве. Пусть даже дети эти, перенеся операцию, становились мало похожи на людей. Смертельная реакция на воздействие солнца была подменена вечной жаждой — теперь им, чтобы жить, необходима была живая кровь, самый сильный из известных в Гавани стабилизаторов для живой ткани, хотя бы немного, хотя бы иногда.
В качестве компенсации им было дано нечто иное — долгая жизнь, незнакомое человеку истинно железное здоровье, способность менять свое тело, превращаясь в несколько карикатурно выглядящее, но быстрое, сильное, способное летать создание. Во всяком случае, так утверждал Лавочник.