Перед наступлением сумерек на пыльные улицы Города Штормов обрушился ливень, и Марис полетела на Эйри. Всю дорогу ее сопровождал попутный ветер, и вскоре Марис услышала удары водяных валов об основание шестисотфутовой скалы, а часть звездного неба впереди закрыл древний, отшлифованный ветрами остров.
В вырубленных у вершины скалы окнах горел свет, и Марис, сделав круг над островом, мастерски опустилась в посадочную яму, наполненную сырым песком. На то, чтобы снять и сложить крылья без посторонней помощи, ушло минут пять. Она вошла внутрь и повесила их на вбитый в стену крюк.
В общей комнате неярко горел очаг, перед ним двое едва знакомых Марис летателей играли в гичи. Игрок постарше взмахом руки поприветствовал ее, она ответила кивком, и он тут же вернулся к своему занятию.
Перед очагом с кружкой в руке сидел в кресле еще один летатель. Он поднял глаза и вскочил, улыбаясь.
— Марис! — Поставив кружку, он бросился ей навстречу. — Я и не надеялся, что увижу тебя здесь!
— Доррель!
Он обнял ее, и они поцеловались, кратко, но страстно. Один из игроков равнодушно взглянул на них, но тут пришла его очередь ходить, и он поспешно бросил кости на деревянное игровое поле.
— Ты прилетела с Эмберли? — спросил Доррель. — Должно быть, устала. И уж наверняка проголодалась. Садись у огня, а я приготовлю перекусить. Кажется, на кухне есть сыр, копченая свинина, ягоды…
Марис взяла его за руку и, усадив в кресло перед очагом, села рядом.
— Спасибо за заботу, но я не голодна. Я прилетела не с Эмберли, а с Большого Шотана. Короткий перелет, да и ветры были ко мне благосклонны. А на Эмберли я не была почти месяц. Подозреваю, что Правитель жутко недоволен мной.
— И отсюда вновь отправишься на Сиатут? — нахмурившись, спросил Доррель. Он сделал большой глоток из кружки, над которой поднималось облачко пара.
— Да. Сина просила позаниматься со студентами. Пока я работала с ними всего лишь десять дней, а до того у меня было длинное путешествие к острову Дит на Южном Архипелаге.
Доррель поставил кружку на подлокотник кресла и тяжело вздохнул.
— Знаю, что тебя не интересует мое мнение, но все же выскажусь. Ты проводишь слишком много времени вдали от дома, работая на академию. Учитель там — Сина, и она получает железные деньги, тебе же не достается ни гроша.
— У меня и без того хватает железа. Расс оставил мне в наследство денег больше, чем я в состоянии истратить за всю жизнь. А студентам «Деревянных Крыльев» нужна помощь. — Голос Марис потеплел. — Почему бы тебе не провести там несколько дней? Правитель Лауса неделю обойдется и без тебя. Представь только, мы бы жили в одной комнате, ты и я.
— Нет. — В тоне Дорреля явственно слышалось раздражение. — Я бы с удовольствием провел неделю с тобой, Марис. В моем доме на Лаусе, или в твоем, на Эмберли, или даже здесь, на Эйри, но не в «Деревянных Крыльях». Я уже говорил тебе, что тренировать бескрылых от рождения не буду. Не хочу, чтобы они отобрали крылья у моих друзей!
Его слова больно задели Марис. Откинувшись на спинку кресла, она уставилась на огненные языки в очаге.
— Ты говоришь, как Корм семь лет назад.
— Марис, ты ко мне несправедлива.
Она в упор взглянула на него.
— Тогда почему не поможешь? Почему презираешь студентов «Деревянных Крыльев»? Ты относишься к ним точно так же, как слепо почитающие традиции летатели-ветераны. А ведь семь лет назад ты был со мной! Дрался за то, во что верила я тогда и верю сейчас. Если бы не ты, я бы не победила. У меня бы отобрали крылья и объявили вне закона. Помогая мне, ты рисковал разделить мою участь. Что теперь случилось с тобой, Доррель?
Доррель покачал головой.
— Со мной, Марис, ничего не случилось. Семь лет назад я дрался за тебя, а не за столь милые твоему сердцу академии. Я дрался за твое право владеть крыльями и называться летателем. Понимаешь, я любил тебя и ради тебя был готов на что угодно. К тому же, — продолжил он уже спокойнее, — ты — самый искусный летатель из всех, кого я знаю. Отдать крылья твоему брату и навек приковать тебя к земле — настоящее сумасшествие, преступление. И не смотри на меня так. У меня тоже есть принципы.
— Неужели?
— Конечно. И я не могу поступиться ими, чтобы только угодить тебе. Традиции, каковыми они являлись семь лет назад, давно устарели, и их следовало поменять. Тут ты абсолютно права. Я верил в твою правоту тогда и верю сейчас.
— Веришь? — с горечью спросила Марис. Спор между ними на эту тему хотя и разгорался уже не в первый раз, все еще задевал ее.
— Да, верю.
— Твои слова остаются словами. Ты не сделал ровном счетом ничего ради своей веры. Не желаешь помочь мне и сейчас, хотя под угрозой дело всей моей жизни.
— Нет же, нет, Марис! Мы уже победили! Мы изменили мир!
— Если закроют последнюю академию, все мои усилия пойдут прахом!
— Академии! За них я не дрался. Я дрался за изменение архаичных традиций. Я согласен, что если бескрылый от рождения превзойдет меня мастерством в небе, то мой долг отдать ему крылья. Но из этого вовсе не следует, что я буду обучать его, чтобы потом лишиться самому или лишить друзей крыльев, а именно этого ты от меня и добиваешься — ты, лучше других понимающая, что значит для летателя расстаться с небом.
— Я так же понимаю, что значит страстно любить небо, но знать, что сбыться твой мечте не суждено. Сегодня утром я говорила со студенткой, С'Реллой… Послушал бы ты ее, Доррель! Больше всего на свете она хочет летать. Она очень похожа на меня в ту пору, когда Расс только-только учил меня обращаться с крыльями. Пожалуйста, Дорр, помоги ей.
— Если она действительно похожа на тебя, то независимо от того, помогу я ей или нет, в самом ближайшем будущем она станет летателем. Но помогать ей я не хочу, и если она отберет крылья у одного из моих друзей, меня не будет терзать совесть.
Доррель залпом допил вино и встал. Марис нахмурилась, лихорадочно подыскивая убедительные аргументы.
— Хочешь чаю? — внезапно спросил он.
Марис кивнула. Он приблизился к очагу и снял с решетки дымящийся чайник. Его изящные движения, выражение лица — все было так знакомо ей. Она подумала, что, наверно, знает его лучше, чем кого-либо.
Когда Доррель вернулся с горячими кружками и, придвинув свое кресло ближе, сел, гнев Марис улетучился, мысли потекли совсем в другом направлении.
— Что с нами стало, Дорр? — спросила она. — Ведь всего несколько лет назад мы с тобой собирались пожениться, а сейчас глядим друг на друга, точно два Правителя, делящие богатую рыбой отмель. Что произошло с нашими планами жить вместе и завести кучу детей? Что случилось с нашей любовью? — Она печально улыбнулась. — Не понимаю.
— А я понимаю, — мягко сказал Доррель. — Твоя любовь и твои привязанности поделены между летателями и бескрылыми, мои же — нет. Жизнь
— не такая простая штука, как нам представлялось всего несколько лет назад. У нас с тобой совершенно разные желания, и порой мы с трудом понимаем друг друга. А ведь когда-то мы были влюблены…
Он замолчал и, сделав глоток из кружки, опустил глаза. Внимательно наблюдавшей за ним Марис вдруг отчаянно захотелось вернуть то время, когда их чувства — сильные и простые — и сама любовь были неподвластны даже самым яростным штормам.
Доррель вновь взглянул на нее.
— Я все еще люблю тебя, Марис. Многое изменилось, но любовь по-прежнему в моем сердце. Возможно, мы и не соединим наши жизни, но когда мы вместе, давай оставим ссоры.
Она улыбнулась.
— Давай.
Доррель схватил ее руку и крепко сжал.
— Знаешь, а мы ведь не виделись почти два месяца. Где ты была? Что видела? Расскажи мне, любимая. Новости позабавят меня.
— Вряд ли мои новости позабавят тебя.