Во многих работах и публикациях, появлявшихся и во время существования Югославии, и после ее распада, говорится, что в 1944 году Голубичу были присвоены чин генерал-лейтенанта и звание Героя Советского Союза, однако документальных подтверждений этому пока тоже не обнаружено.
Каким же, однако, образом этот легендарный человек был связан с «Черной рукой»? Тут-то и начинается самое интересное.
В начале девяностых годов прошлого века сербский историк Убавка Вуйошевич опубликовала любопытнейший материал «Очерки биографии Мустафы Голубича (неизвестные документы из архива Коминтерна)». В нем содержалась и автобиография, написанная 31 января 1933 года по-французски самим Голубичем. Она была обнаружена в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории в Москве.
Голубич писал, что за принадлежность к молодежному антиавстрийскому движению был исключен из всех школ, после чего в конце 1909 года уехал в Сербию, где и окончил курс обучения в 1913 году. В Сербии он, имея рекомендацию молодежной организации «Молодая Босния», связался с комитаджами и их руководителем Воиславом Танкосичем, работал в их организации и получал зарплату в 30 динаров ежемесячно. Когда же появилась организация «Черная рука», то, по словам Голубича, вся «Молодая Босния» вступила в нее. Ав 1913 году та же «Черная рука» направила его в Швейцарию, но не для продолжения образования, а чтобы найти «идеологического вождя» «Молодой Боснии» Гачиновича. Зачем — об этом речь пойдет ниже, пока остановимся на этом этапе его жизни.
На допросах в 1941 году Голубич утверждал, что сам он был принят в «Черную руку» в Париже, а не в Белграде и что уже в 1911 году «Молодая Босния» целиком вошла в состав этого тайного общества.
В автобиографии и показаниях Голубича на допросах бросаются в глаза некоторые явные и важные для нас несуразности, например утверждение, что «Молодая Босния» в полном составе вступила в «Черную руку». Как уже говорилось, «Молодая Босния» не являлась организацией в полном смысле этого слова — у нее не было четкой структуры, так что вступить целиком она никак не могла. Возможно, Голубич имел в виду основных участников покушения на эрцгерцога, но конкретно никого не назвал. Кроме того, 11 июня 1941 года на допросе Голубич говорил, что членами «Черной руки» «в основном были югославянские студенты и офицеры», что как минимум преувеличение — «югославянские студенты», насколько сегодня известно, как раз не были «основным составом» этой организации.
Резюмируем: можно поверить Голубичу, когда он говорит о своем участии в «Черной руке», но в отношении всех остальных его заявления вызывают вопросы.
Контакты боснийских эмигрантов с сербскими организациями — это факт, не вызывающий сегодня никаких сомнений. Но вопрос состоит в том, что стояло за ними.
Здесь перед боснийцами теоретически открывалось весьма широкое поле возможностей — от получения от этих организаций материальной помощи и стипендий на учебу до военной подготовки, службы в сербских добровольческих военных формированиях и вступления в пресловутую «Черную руку».
Уже после покушения в Сараеве на допросах и судебном процессе от членов «Молодой Боснии» упорно пытались добиться информации, кто из них состоял в сербских тайных обществах, но не очень успешно. Только потом, уже после Первой мировой войны и развала Австро-Венгрии, некоторые из участников славянского молодежного движения в империи признавались в своих связях с ними. Одним из таких людей был, к примеру, хорват Оскар Тарталья, выпустивший в 1928 году книгу под названием «Государственный изменник: Мои воспоминания из эпохи борьбы против черно-желтого орла».
Тарталья в мемуарах рассказывал, как в апреле 1912 года он с делегацией других молодых людей из различных частей Австро-Венгрии отправился на «экскурсию» в Белград и другие города Сербии. Сербские власти оказали делегации весьма торжественный прием. По словам Тартальи, в Белграде даже состоялся военный парад, который принимали прибывшие «экскурсанты», а в Офицерском собрании был устроен бал.
Сама же делегация промаршировала по Белграду и, остановившись у королевского дворца, принесла клятву верности. В это время, как бы случайно, на дворцовом балконе появился король Петр, фактически принявший ее.
Но это была внешняя сторона «белградской экскурсии». Тарталья утверждал, что в это же время он вел переговоры с лидерами «Черной руки», в том числе с самим Аписом. По словам мемуариста, они с Лукой Юкичем предложили устроить покушение на комиссара Хорватии Цувая (как мы помним, именно Юкич позже и совершил его). Апис идею поддержал и отправил их для обучения и обсуждения деталей к майору Танкосичу.
После этого, утверждал Тарталья, «Танкосич взял Юкича в свои руки и лично обучил его стрельбе из револьвера и обращению с ручными бомбами», а также выдал ему пистолет. От себя добавим — если и так, то Танкосич плохо его учил: как уже говорилось, Юкич стрелял в Цувая шесть раз, но ни разу не попал.
Тарталья также описывал банкет, который состоялся 22 апреля в ресторане отеля «Москва» в честь, как он пишет, прошедших переговоров. Банкет устраивал Апис. На самом деле банкет был дан в честь прибытия в Белград молодежной делегации, но, по словам Тартальи, на нем присутствовали многие члены руководства «Черной руки» — Любомир Йованович-Чупа, секретарь «Народной обороны» Милан Васич и др. По правую руку от Аписа сидел сам Тарталья, а по левую — Лука Юкич.
«Начитанный и культурный Апис производил своими барскими манерами впечатление светского господина, но вместе с тем в нем проявлялись спартанские привычки народного революционера, — отмечал Тарталья. Тот, по его словам, «не требовал для себя ни почестей, ни похвал». Он — «первый среди всех. Он и солдат, и политик, он — Гарибальди и Мадзини югославской войны за освобождение».
А 27 апреля, сообщал Тарталья, его торжественно приняли в «Черную руку». При этом объяснили, что это — знаменательное событие в жизни этого общества, ведь в него вступил первый хорват и католик, который будет представлять в Верховной центральной управе Далмацию. Обряд посвящения проходил в редакции газеты «Пьемонт».
В этот же период, по словам Тартальи, в «Черную руку» были приняты Юкич, Гачинович, Принцип и др.
Таким образом, если верить Тарталье, нити от покушения на комиссара Цувая и более поздних покушений на хорватских чиновников вели к «Черной руке», в Белград[23].
Но можно ли верить этим мемуарам? Можно было бы, если бы не деталь о приеме в тайное общество Гачиновича и Принципа. Гачинович стал участником «Черной руки» гораздо раньше — в сентябре 1911 года. Что же касается Принципа, то в то время, о котором пишет Тарталья, его вообще еще не было в Белграде. Другими словами, обряд посвящения он пройти никак не мог. Возможно, Тарталья этого не знал или написал с чьих-то слов, а возможно, выражением «в этот же период» обозначил довольно длинный промежуток времени — в несколько месяцев. Ведь если Гаврилу Принципа и могли принять в члены «Черной руки» или других сербских организаций, то никак не раньше лета 1912 года.
Но принимали ли его в это тайное общество?
Когда Гачинович рассказывал Троцкому, что Данило Илич побывал в Женеве и что после поездки они «слушали его, как мусульмане слушают паломника, который вернулся из Мекки», то в этом всё-таки была некоторая неточность. «Меккой» для боснийских сербов и многих других славян была, конечно же, не Женева, а Белград.
Рассказывали, что даже простые сербские крестьяне из Боснии совершали на последние деньги долгое и трудное путешествие в Белград (действительно, почти как мусульмане — хадж в Мекку) только для того, чтобы увидеть «своего короля» и «будущего освободителя» от австрийцев.
А о студентах и выпускниках гимназий и говорить не приходится. Была бы возможность — они всегда охотно ехали в Сербию, чтобы учиться либо работать — или же заниматься тайными делами, связанными с борьбой против Австро-Венгрии.
23
Югославский историк Владимир Дедиер отмечал: «Насколько осторожно нужно относиться к мемуарной литературе, показывает свидетельство Крешемира Ковачича, другого очевидца этих событий, который делил [в Белграде] одну комнату с Юкичем. В отличие от Тартальи Ковачич утверждает, что полковник Апис… Люба Йованович-Чупа, редактор «Пьемонта», решительно выступали против покушения. Только Танкосич был за то, чтобы дать оружие Юкичу, а полковник Апис сказал ему: «Берегитесь его, он сумасшедший. Он думает, что Австрия — это Турция, а она только и ждет, чтобы объявить нам войну, прежде чем мы разделаемся с Турцией». Ковачич далее утверждает, что Божович, один из редакторов «Пьемонта», запретил Юкичу приходить в газету».