— Разве их нет здесь?
— Есть такие, какие вы разрешаете. Почему вы не разрешаете автономных школ?
— Есть и они.
— На каждое культурное движение смотрите с огромным подозрением…
— У вас (у православных сербов. — Е. М.) есть церковные общины, которые полностью самостоятельны. В чем заключается унижение, о котором вы говорите?
— Зачем вы отрицаете то, о чем знает каждый честный человек?..
— Вы атеист или верующий?
— Верующий.
— Как же сочетается вера с убийством Божьего творения?
— Вера не заходит настолько далеко».
Принцип рассказал любопытную подробность: 28 июня, когда Чабринович уже бросил свою бомбу, а потом его схватили и повели в полицию, сам он хотел сначала подойти к Чабриновичу поближе и застрелить его, а затем застрелиться самому, чтобы тайна покушения осталась нераскрытой. Однако собравшаяся толпа помешала ему это сделать. Тогда он отправился на угол набережной и улицы Франца Иосифа, чтобы дождаться проезда кортежа эрцгерцога с приема в городском совете. И, как выяснилось, позицию он выбрал правильно.
«Мы все более или менее придерживались правила без особой надобности не наговаривать ни на себя, ни на других, — вспоминал Попович. — Только Принцип очень остро выражал свою ненависть по отношению к Австрии и не скрывал своего согласия с действиями, которые шли во вред Австрии. Часто он наговаривал на себя, особенно тогда, когда речь шла о крестьянах. Он брал на себя то, чего не делал, чтобы облегчить вину других».
Когда в суде зачитывали листовки и брошюры, в которых говорилось о необходимости вооруженной борьбы против Австро-Венгрии, судья поинтересовался, совпадает ли это с мнением подсудимых. Принцип ответил: «Не только совпадает. Если бы я мог, я бы и всю Австро-Венгрию уничтожил!»
Когда же цитировали брошюру Владимира Гачиновича «Смерть одного героя» о Богдане Жераиче, Принцип крикнул: «Да здравствует Жераич! Да здравствует Жераич!» Судья пригрозил вывести его из зала.
Несмотря на старания обвинителей и судей, подсудимые твердо держались прежней позиции: никто не подталкивал их к совершению покушения. Идея убийства эрцгерцога родилась в их рядах, а Танкосич и Циганович оказывали им лишь «техническую помощь». Но несколько эпизодов процесса заслуживают того, чтобы остановиться на них подробнее, поскольку речь шла о до сих пор волнующей многих теме масонов.
Первым на суде о масонах заговорил адвокат Чабриновича Константин Премужич. Выше уже упоминалось, что большинство адвокатов подсудимых вели себя, будто обвинители. Премужич не был исключением. Когда, например, суд предоставил ему слово, он начал с того, что, показав на подсудимых пальцем, сказал, что ему очень тяжело защищать тех, кто «убил его хорватского короля». В ответ Принцип выкрикнул: «Молчи, шпион!»
Заявление странное — Франц Фердинанд еще не был «хорватским королем». Возможно, Премужич хотел сказать «будущего короля»?
Двенадцатого октября 1914 года во время допроса Чабриновича он вдруг начал такой разговор: «Ты веришь в Бога или атеист?» — «Атеист», — ответил Чабринович. «Ты считаешь, что Бога нет? Ты «вольный каменщик»?» — «Почему вы это спрашиваете? — видимо, был сбит с толку Чабринович. — Я не могу вам сказать». — «Если не говорите, значит, так и есть», — вмешался председатель суда.
Премужич далее поинтересовался: «Вы ненавидели Франца Фердинанда, потому что он был католиком и вообще набожным человеком?» Чабринович ответил, что эрцгерцог не был ему симпатичен, потому что он был «шовинистом с головы до пят», но это «не главная причина» покушения.
Но Премужич не унимается: «А Войо Танкосич — масон?» — «Почему вы спрашиваете о масонах?» — недоумевает Чабринович. «Потому что христианин не занимается покушениями», — отвечает адвокат. «Да, он был», — наконец говорит подсудимый. «Откуда вы знаете?» — вмешивается судья. «Знаю из рассказа Циги (Цигановича. — Е. М.). Он тоже был масон». — «А как вы можете подтвердить, что Цига и Танкосич были масонами?» — снова вступает Премужич. «Танкосич написал статью против сербского правительства, в которой говорилось о покушении», — сказал Чабринович, тут же, впрочем, признав, что статья была не подписана и что об авторстве Танкосича он узнал опять-таки со слов Цигановича. «И из этого вытекает, что и вы — масон?» — «Этого я не подтвердил. Я прошу, давайте это оставим, я не могу ответить», — взмолился Чабринович.
Однако судья снова вернулся к этой теме. «Поясните нам: вы от «вольных каменщиков» получили приказ совершить покушение?» — «Я не получал никакого приказа», — ответил Чабринович. «Почему же тогда масонство Танкосича и Цигановича играло роль в покушении?» — «Я не связывал масонство с покушением, но подтверждаю, что они масоны». — «Я спрашиваю: связано ли то, что они масоны, с покушением?» — «Постольку, поскольку мы придерживались масонских идей». — «И эта идея, насколько вам известно, тоже рекомендует совершать покушения на представителей власти?» — «Рекомендует. Мне сам Циганович говорил, что покойный Фердинанд уже осужден масонами на смерть.
Это он сказал уже после моего решения (совершить покушение. — Е. М.)».
На следующий день, 13 октября, в суде спрашивали уже Принципа: «Известно ли вам, что Танкосич и Циганович — масоны?» — «Однажды в кафане «Моруна», когда шла речь о покушении, Циганович сказал, что масоны в те годы осудили Франца Фердинанда на смерть», — ответил обвиняемый. Судья просил уточнить, было ли это уже после того, как они сами решили организовать покушение, и повлияло ли это обстоятельство на их решение. Принцип: «Сам Циганович говорил, что он масон, и я удивляюсь, что Чабриновичу об этом ничего не известно. Я на это не обращал внимания…»
Дальше между председателем суда и Принципом произошел следующий диалог:
— Вы не масон или масон?
— Я не масон.
— Знаете ли вы, что Чабринович масон?
— Он говорил, что вступит в ложу, но не знаю, вступил или нет.
— Как эта ложа называется?
— Масонская ложа.
— Точного названия у нее нет?
— Не знаю.
— Очень важно, что обстоятельство, связанное с масонами, не повлияло на ваше решение, — заметил судья.
Семнадцатого октября тема масонов возникла снова. На этот раз Чабринович упомянул, что есть некий приятель Танкосича, «таинственная личность», бывавший за границей, но имени его он не знает. Принцип добавил, что этот человек вроде бы окончил Духовную академию в Киеве. Какую роль он сыграл в их планах, понять из невнятных показаний Чабриновича и Принципа сначала было сложно. Принцип, впрочем, заявил, что был против посвящения посторонних в их планы, но Циганович его успокоил. «Я сказал, что не буду участвовать, если кто-то еще будет знать, а он сказал, что тот человек надежный и хороший друг и зовут его Казимирович».
Но 19 октября Чабринович вдруг «всё вспомнил» и на вопросы адвоката Премужича отвечал: «…когда мы говорили, что нужны средства, он (Циганович. — Е. М.) сказал, что есть какие-то люди, которые бы дали средства, и он договорится с ними. После он также сказал мне, что говорил с Танкосичем и тем другим, который тоже масон и вроде бы даже какой-то у них начальник, и тот сразу после этого выехал за границу и объехал весь континент. Был в Пеште, во Франции, в России… Когда я спрашивал Цигановича, что с этим делом, он говорил: когда он приедет. Циганович тогда рассказывал, что масоны уже два года назад приговорили к смерти покойного престолонаследника, но у них нет людей. Потом, когда он дал мне браунинг и патроны, то сказал, что этот человек приехал из Пешта. Я знал, что он путешествовал в связи с этим и что ездил за границу и проводил какие-то конференции».
Но суд весьма скептически отнесся к рассказам Чабриновича. «А ты не сказки нам тут рассказываешь?» — спросил его председательствующий, а чуть позже поинтересовался, почему он только сейчас заговорил о Казимировиче. «Вы сами сказали, что просили оружие у «Народной обороны», а сейчас выходите [с заявлениями] о масонах».