«Я, — ответил Чабринович, — думал, что вы знаете больше о масонах. Меня спрашивали, и они там говорили, что я хвалился, что я сам стал масоном. Я ничего об этом не говорил. И у меня не было намерения об этом говорить».
Затем о Казимировиче снова спросили у Принципа. «Я не знаю, тот ли это Радован Казимирович, — ответил он, — только знаю, что имя того человека было Казимирович и что он окончил четыре года назад Духовную академию в России… Знаю, что он близкий приятель Танкосича. Знаю, что мне Циганович говорил о масонах. Я сказал, что у меня нет желания знакомиться с ними и что смешно, когда приходят другие люди со стороны».
Больше к этой теме суд не возвращался, фактически не приняв во внимание «масонский след». Хотя соблазн, наверное, был большим. Если бы можно было связать сербское правительство, «Черную руку», Россию и масонов, то получилась бы внушительная картина глобального славяно-масонского заговора против престолонаследника и добропорядочного католика.
Однако показания подсудимых были слишком уж невнятными. Это понимали и прокурор, и судьи. Сформулировать обвинение на основе таких маловразумительных утверждений было сложно даже для, безусловно, пристрастного австрийского суда, который всё-таки хотел казаться объективным.
Есть, правда, и другая версия. Судебный следователь Пфеффер, к примеру, утверждал в мемуарах, что был дан приказ «не обсуждать больше масонов». Не исключено, что это так. Перед судьями стояла задача как можно быстрее закончить процесс, обвинить Сербию и оправдать начало войны против нее. Расследование же мутного и довольно призрачного «масонского следа» наверняка затянуло бы дело. Да и неизвестно, получилось бы что-нибудь из него.
За судей это неоднократно позже делали другие люди.
Пересуды о том, что Франца Фердинанда давно собирались убить и даже уже приговорили к смерти масоны, после окончания войны расцвели пышным цветом. Например, бывший министр иностранных дел Австро-Венгрии Оттокар фон Чернин писал в мемуарах: «Он мне рассказывал, что ему предсказывала одна прорицательница, что он будет причиной войны… За год до начала войны он сообщил мне, что масоны решили его убить. Он сообщил мне также название города, где это решение было принято, — я его сейчас забыл, — и называл имена разных австрийских и венгерских деятелей, которые должны быть осведомлены на этот счет».
Вполне возможно, что и говорил. Эрцгерцог был суеверным и крайне набожным, «добрым католиком» и на дух не переносил всяких там либералов, революционеров и масонов. Он наверняка придавал таким рассказам и пророчествам особое значение. А после его гибели их использовали для обоснования «масонской версии» покушения.
Впервые ее озвучил в развернутом виде иезуит Антон Пунтигам (он выступал под псевдонимом «профессор Фарос») в книге «Процесс террористов в Сараеве», вышедшей в 1917 году с предисловием профессора Берлинского университета Йозефа Колера. Пунтигам долго общался с Францем Фердинандом, сопровождал его в поездке в Сараево и участвовал в совершении последнего обряда над эрцгерцогом и его женой. Ему же передали отобранный у Принципа браунинг.
Священник собирался создать музей, посвященный убийству и его последствиям, и первыми его экспонатами должны были стать пистолет, гильзы и окровавленный мундир наследника. Одежда и гильзы затем перешли в собственность австрийского правительства, а пистолет остался у Пунтигама. После его смерти в 1926 году оружие стало принадлежать ордену иезуитов, и только в начале 2000-х годов его обнаружили в одном из монастырей и передали в Музей военной истории в Вене.
Пунтигам посещал судебные заседания и общался с подсудимыми. В своей книге он утверждал, что французские масоны из ложи «Великий Восток» передали деньги и оружие Танкосичу для убийства эрцгерцога.
Эта или похожая версия потом неоднократно встречалась в работах исследователей масонства. Немалый след в этой области оставил, к примеру, известный немецкий генерал, бывший начальник германского Генерального штаба, герой Первой мировой войны и соратник Гитлера в первые годы его деятельности Эрих Людендорф. В 1920— 1930-х годах он выпустил две книги, в которых утверждал, что Принципа на самом деле звали Габриэль и он был еврей и что французские, немецкие и австрийские масоны находились в сговоре с полковником Аписом. Интересно, что настоящие масоны подали на Людендорфа в суд за клевету и отсудили у него 500 марок.
В тридцатых годах прошлого века обвинение в связях с масонами членов «Молодой Боснии», которые в Югославии уже были канонизированы, вызвало возмущение прессы. В газетах появлялись опровержения, в том числе несколько раз выступил тот самый «таинственный» Радован Казимирович (1882–1950), о котором говорили Чабринович и Принцип и которого представляли в качестве связующего звена между масонами и непосредственными участниками заговора.
Казимирович — известный сербский и югославский теолог, публицист и преподаватель. Он действительно учился в Киевской духовной академии, писал статьи для газеты «Пьемонт», преподавал в 1-й мужской гимназии в Белграде, где сдавал экзамены Принцип. Казимирович признал, что знал убийцу эрцгерцога, но не более того. Он также отрицал, что совершал поездки в Париж, Москву или Пешт за деньгами для организации покушения. Казимирович писал, что ездил в Прагу по частным делам.
Почему же тогда его фамилию назвали заговорщики на суде? Сам Казимирович объяснял это происками австрийцев, которые отслеживали его антиавстрийские статьи в «Пьемонте» и других газетах и следили за ним самим, когда он бывал в Вене или Праге. «Коварной Австрии было сверхнеобходимо вовлечь меня (вследствие моих статей в «Пьемонте») в покушение», — отмечал он.
Говорил ли Казимирович всю правду или что-то скрывал, но факт остается фактом: «масонская версия» покушения была построена на рассказах Принципа и Чабриновича на следствии и суде. Ее сторонники всегда подчеркивали, что они говорили путано и нерешительно, будто боялись чего-то, опасались выдать «главную тайну» даже под угрозой сурового приговора.
Но, может быть, путаными и нелепыми рассказы о масонах были потому, что их только что придумали, да и то крайне неудачно? Недаром председатель суда спросил Чабриновича, не рассказывает ли он сказки. Интересен и тот факт, что вопрос о масонах поднял адвокат Премужич, а вовсе не обвинитель или кто-то из свидетелей, как логично было бы предположить.
Васо Чубрилович уже после войны и выхода из тюрьмы объяснял появление «масонской темы» на суде следующим образом:
«Через несколько дней после ареста обвиняемые начали устанавливать между собой связь с помощью перестукивания в стены, чему они научились из «Подпольной России» Степняка. Так они информировали друг друга о том, как идет следствие. Однажды Чабринович сообщил:
«Адвокат Премужич… сказал мне, что масоны могут быть вовлечены в заговор и было бы полезнее для Сербии и для меня, чтобы я признался в том, что и я сам масон и что меня масонство готовило к покушению. Что делать?»
Совет ему дали быстро: «Пусть в это верит, нам это не нанесет вреда, но уменьшит внимание по отношению к Сербии».
Еще более подробно изложил в мемуарах свою версию рождения «масонской темы» Иво Краньчевич. Он сослался на рассказ самого Чабриновича о том, как работает его адвокат Премужич. Вроде бы он часто вел беседы не только со своим подзащитным, но и с Недо Керовичем, которого официально защищал Рудольф Цистлер. Премужич убеждал, что Сербия находится на краю пропасти, она почти разгромлена, и когда почти заставил Керовича в это поверить, предложил «помочь спасти Сербию». «Недо должен был сказать, что покушение совершил как масон, по решению масонской ложи, а Премужич на основе этого заявления выстроит защиту, и — Сербия спасена. Недо согласился с этим предложением, а Премужич, чтобы уж все было наверняка, взял с него честное слово, что он сдержит обещание».
Недо Керович был простой крестьянин, так что провести его было не так уж и сложно. О масонах он, разумеется, ничего до этого не слышал.
То же самое Премужич потребовал и от Чабриновича. Краньчевич попытался отговорить своих друзей от этой затеи, но не смог. Неожиданно на «масонскую тему» заговорил и Принцип. Краньчевич так описывает заседание суда, на котором Принцип вдруг тоже упомянул о масонах и Казимировиче: суд начал расспрашивать Недо Керовича, а он знал о «вольных каменщиках» только то, что успел рассказать ему адвокат Премужич. «Ответ повлек бы за собой новые вопросы, на которые он вынужден был бы тоже отвечать, и тогда стало бы ясно, что о масонстве он ничего не знает… Тогда встает Принцип и говорит, что Недо встречался с каким-то Казимировичем, то ли богословом, то ли попом и масоном. Недо это подтвердил, и так закончился разговор о «вольных каменщиках».