Сохранились его воспоминания: «С осужденными, с которых еще в камерах сняли кандалы, вышел и священник, который читал последнюю молитву. Они были очень сосредоточенны и спокойны. Когда им снова прочитали приговор, который они очень спокойно выслушали, настала очередь того, кто был пониже. Это был Велько Чубрилович. Когда он встал под столб, то начал снимать воротничок и галстук. Я хотел ему помочь, потому что он слишком трудно отстегивался, но он спокойно сказал: «Не надо, я сам». Другой был худым (Мишко Йованович). И он был спокоен. Третий (Данило Илич) как самый виноватый шел последним, тоже выглядел спокойным и сосредоточенным. Кто-то из троих — не помню кто — сказал мне: «Только прошу вас, не дайте мне долго мучиться». — «Не волнуйтесь, я хорошо знаю свое дело, всё не продлится даже одной секунды», — ответил я». (Вероятно, Алоиз Зайфрид действительно был мастером своего дела; по сведениям югославского историка Воислава Богичевича, он и после распада Австро-Венгрии в 1918 году остался на должности «государственного палача» и выполнял свои обязанности уже в Королевстве сербов, хорватов и словенцев.)
Как только палач приступал к работе, офицер в белых перчатках подавал команду и солдаты начинали бить в барабаны. Священник Мратинкович вспоминал, что приговоренные что-то кричали перед смертью, но из-за барабанного боя их слов нельзя было разобрать. А вот «государственный палач» их слышал. «Они кричали против Австрии… — рассказывал он. — Другого и быть не могло — ведь они убили нашего царя (точнее — будущего императора. — Е. М.) и ненавидели Австро-Венгрию. Я вам здесь как австриец, который любит своего правителя, говорю, что более храбрых и спокойных осужденных я за свою практику не видел».
Тела казненных сначала хотели выдать родственникам для похорон, как предусматривали законы Австро-Венгрии. Но потом власти испугались, что вдруг их могилы станут такими же символами героизма для нового поколения молодых радикалов, как когда-то могила Богдана Жераича. Решение о выдаче отменили, и Илич, Чубрилович и Йованович были похоронены тайно. Но эту тайну сохранить не удалось.
Совершенно случайно о месте погребения казненных узнал сараевский учитель рисования и черчения Мане Крнич. Он любил прогуливаться по окраинам города в поисках красивых видов. Во время одной из таких прогулок он услышал разговор местных жителей, видевших, как полицейские в ночь на 4 февраля копали какие-то ямы. Они даже показали учителю место. Крнич, сопоставив факты, сделал вывод, что это могли быть могилы для Илича, Чубриловича и Йовановича. Свои умозаключения он, правда, держал при себе и рассказал о них только после окончания войны.
В 1920 году в месте, которое он указал, действительно обнаружили останки трех человек. Экспертиза подтвердила, что это были тела казненных участников покушения на Франца Фердинанда.
Тринадцать участников покушения и их сообщников, которые получили тюремные сроки, разделили на две группы. Десять человек должны были отбывать их в городе Зениц, в самой большой тюрьме Боснии. А Принципа, Чабриновича и Грабежа решили отправить в Чехию, в военную тюрьму в крепости Терезиенштадт[43] (по-чешски — Терезин).
Крепость была построена в конце XVIII века. Ее узником был греческий национальный герой Александр Ипсиланти. Во время Первой мировой войны в ней находился лагерь для военнопленных, а во время Второй мировой — немецкий концлагерь и особая тюрьма.
Второго декабря 1914 года Принципа, Чабриновича и Грабежа повезли из Сараева в Терезиенштадт. Охраняли осужденных четверо жандармов. Среди них оказался один серб, Йово Драгич. Его брата в начале войны казнили по обвинению в сотрудничестве с сербской разведкой. Когда Драгичу сказали, что он будет конвоировать осужденных по делу об убийстве эрцгерцога и среди них будет и Гаврило Принцип, он очень разволновался и «с трудом справлялся со своими чувствами и радостью от того, что его увидит». Так, по крайней мере, рассказывал сам Драгич уже после войны. По его словам, Принцип выглядел спокойным и улыбался охранникам.
Сначала их обыскали, затем надели кандалы и в закрытой машине кружным путем повезли на вокзал. Там посадили в специальный вагон с наглухо занавешенными окнами и приковали наручниками к сиденьям.
По дороге жандармы пытались поговорить с осужденными. Командовавший конвоем немец по имени Хуберт рассказал новости с фронта — австрийцы как раз вошли в Белград. На это Принцип ответил: «Сербию можно оккупировать, но нельзя победить. Она превратится в Великую Сербию и в один день создаст Югославию, государство и мать всех южных славян».
Хуберт еще спросил Принципа, не жалеет ли он, что теперь почти всю оставшуюся жизнь ему предстоит провести в тюрьме. Принцип только усмехнулся и заметил, что уже свыкся с этой мыслью.
Позже и Драгич поинтересовался у Принципа, зачем тот застрелил жену эрцгерцога, мать троих детей, и услышал в ответ: «Кто из детей смог бы убить мать? Я тоже знаю, что такое мать, и у меня она есть. Так распорядился случай…. Я попал в нее первую. Всё наложилось одно на другое. Он (Франц Фердинанд. — Е. М.) виноват, потому что хотел взять в рабство и уничтожить весь наш народ, всех славян».
Четвертого декабря поезд прибыл в Вену, где нужно было совершить пересадку на другой поезд, который шел уже до самого Терезиенштадта. Перрон окружили войска и полиция. Однако толпа довольно агрессивно настроенных горожан ждала заговорщиков. Как только их вывели из вагона, в их адрес раздались крики и ругательства. Публика требовала тут же «прибить» «чертовых сербов». С трудом охрана увела Принципа, Чабриновича и Грабежа в здание вокзала, где они переночевали. А на следующее утро конвой двинулся дальше.
Для Гаврилы Принципа начался последний отрезок его жизни.
Из тринадцати осужденных вышли из тюрем, уже после войны, только пятеро — Васо Чубрилович, Иво Краньчевич, Цветко Попович, Цвиян Степанович и Бранко Загорац.
Первым, в конце 1914 года, умер Марко Перин. Неделько Чабринович — 20 января 1916-го, Недо Керович — 25 марта, Яков Милович — 25 апреля, Трифко Грабеж — 21 августа, Петар Керович — 1 октября. Причины смерти были одни и те же — голод, холод, туберкулез. 19 марта 1917 года в пражской психиатрической больнице скончался Лазарь Джукич — под конец жизни он лишился рассудка.
«Маленький гимназист» Гаврило Принцип продержался дольше всех.
Мало кто сегодня знает, что дети убитых в Сараеве эрцгерцога и его супруги Эрнст, Макс и София направили в тюрьму Принципу письмо. Они написали, что прощают его. То, что такое письмо действительно существовало, подтвердил в интервью автору этой книги внук Франца Фердинанда, отставной дипломат герцог Георг фон Гогенберг. Он, впрочем, оговорился, что не знает, получил ли письмо Принцип и как отреагировал на него. Действительно, сведений, что он упоминал о письме детей Франца Фердинанда, нигде не встречается.
Зато Иво Краньчевич вспоминал, что уже после оглашения приговора, когда он некоторое время сидел в одной камере с Неделько Чабриновичем, того однажды куда-то вызвали и он вернулся обратно явно взволнованным. Чабринович рассказал, что с ним встречался иезуит Антон Пунтигам, который принес с собой полученное им письмо детей Франца Фердинанда, в котором они просили передать Недо Керовичу, что прощают его, поскольку он раскаялся и выразил сожаление в связи с гибелью их родителей.
Если даже поверить Чабриновичу, то этот рассказ вызывает вопросы. Почему дети эрцгерцога простили только Керовича? Передавали ли они свое прощение другим участникам покушения, большинство которых, кстати, практически не сделали их родителям ничего плохого? Простили ли они Чабриновича или Илича, который не раз говорил, что выступал против теракта? И наконец, почему они простили Принципа, никогда не выражавшего сомнений в необходимости убийства эрцгерцога, более того, всячески подчеркивавшего, что не жалеет, что застрелил его? Вероятно, эта загадка так и останется неразгаданной.
Во время интервью я спросил герцога Георга, прощает ли Принципа он сам, внук убитого Франца Фердинанда. «Как христианин и католик я, конечно, прощаю его, — ответил он. — Как внуку мне это куда сложнее. Надо подумать… Наверное, я бы тоже все-таки простил его. Но не сразу».
43
В марте 1915 года Краньчевича, Джукича и Степановича тоже перевели в Терезиенштадт, а Васо Чубриловича, Миловича, Поповича и Керовичей — в военную тюрьму Мелерсдорф близ Вены.