Продолжение истории я услышал через две недели. Эти, из тонких миров, спрятали пострадавшую от нападения, и взяли злодейку на живца. В качестве наживки использовали меня с сыном. Я ничего не знал о этом. «Оно» долго искало, но нашло нас. «Оно» не нашло жертву, но радо было, что земляне здесь. Эта Халия впилась в нас всеми когтями разума. Мы забыли, кто мы есть, боль толкала нас туда, где предположительно была Роз. Халия заполнила мой мозг, моё тело и мы вместе провалились в, меж мировое пространство, где его и поймали привидения. Они разделили наши сущности. Потом предлагали мне посмотреть на нашего мучителя. Красивая старая женщина, такая, как я видел во снах, но дрянь, и большая дрянь. Приведения нашли мою жену на планетах сааль и поменяли её на инопланетянку, по дипломатическим каналам. Наша семья наконец восстановилась; Жена не могла понять, почему сын так отчуждено к ней относится. Ванька взрослел, его больше привлекала улица, чем ласка матери. Он больше тянулся к отцу. Роза так и не поняла, как мы из Польши очутились в зоне, про нашу жизнь в Тель-Авиве она совершенно ничего не помнила. Я стоял на крыльце здания, в закате осеннего солнца, лучи которого расползались по соседним зданиям. Картина, неожиданно получилась, как на холсте Левитана. Жена, оценивающе взглянула на натюрморт, подаренный самой природой:
– Да, хорош, красив. Прелестно! Прелестно! Но совсем не сааль!
– А что случилось с Халией?
ОК прищурился:
– А ты думаешь в тонком мире один такой Чернобыль?
– Блин! Как мне надоела эта заграница! Только выедешь за пределы зоны, вечно в какое-нибудь дерьмо вляпаешься!
У меня создалось впечатление, что зона нас защищает, кто-то говорил, что зона будет помогать, она и помогает, как может, в пределах своего влияния. Мне нравилось, что зона стала местом сообщения двух миров: тонкого и нашего. Правда, как использовать этот факт, известно только приведениям, но оно, может и лучше. Хватит одной аварии. Жена долго привыкала к новому имени сына, но иногда забывалась, называла, по привычке – Друз двадцать девять, вспоминая своего деда, находя знакомые черты на лице сына. Ванька стал абсолютно взрослым, он не реагировал на ошибки матери, отзывался только на своё новое имя, у него стал ломаться голос, переходный возраст. И как я не стараюсь уберечь семью, любыми способами, удержать её в зоне, я знаю, что у сына свой путь и его ещё ждёт своя Хайфа!
Друзья собираются редко, в основном, в нашей квартире (бывшем банкетном зале). Он оказался наиболее приспособленным для нашей небольшой кампании. Преображённые привидения, всё равно, внутри себя остаются привидениями: чересчур стеснительны, малоразговорчивы и помешаны на этике. Как только они появляются в нашем доме, я моментом, загоняю Ваньку в его комнату, и только тогда можно сказать, что гости готовы расслабиться и поддержать светский разговор за чашечкой кофе. Мы не придерживаемся какого-либо строгого этикета: у каждого своё любимое место в этих чайно-кофейных застольях. ОК не признаёт блюдечки, любит пить чай, без сахара из стакана, с обязательным подстаканником, он не сидит, ОК ходит по комнате, любит подойти к окну, подразнить голубей, оккупировавших подоконник с улицы. Его жена «Стиралка», составляет мне и «секунданту» кампанию за столом, при этом, я сижу напротив двери, и на правах хозяина семьи, перед лицами всех собравшихся гостей. Роз любит забраться с ногами на софу, и проводит ритуал чаепития, в соответствии этикета друзов. На софе у неё всё: ложечки, блюдечки, сахар, щипчики, сладости. Я по началу бурчал, а потом, привык. Жена была аккуратна и на мои замечания отшучивалась – хорошо, хоть американка тебе не досталась. Ванька недовольно фыркал, услышав эти слова, он уже пять лет переписывается по компьютеру, с девочкой из Сиэтла. Ванька убегал в комнату, надевал наушники с лопухами, и слушал музыку, через комп. Звукоизоляция в квартире не плохая, так что мы друг другу не мешали. В этом году зима пришла рано, настоящая, с метелями и морозом, с завыванием пурги. Гости, согревшись от чая и разомлевши от уюта, нервно реагировали на любой звук с улицы. Зима создавала именно тот контраст, располагающий к долгим жизненным историям. Роза следила, чтобы в чайнике всегда была горячая вода, и все, даже кот, смотрели на меня жадными глазами и просили историй. На этот раз пошёл заказ от «Стиралки» – расскажи про Бабу Ягу, как она на задание во Французские Альпы ездила.
– А почему я? Это же ваш план, ваша история. Мы в то время ещё в Израиле были.
– Властелин! У тебя лучше получается.
Я располагался поудобнее, в стиле Петра Петровича, Роза выключала лишний свет, и начиналось главное таинство вечера, которое собирало всех нас вместе, перед лицом опасных приключений в неизведанном мире. Я рассказывал, и казалось, что воздух дрожал от моих слов, в такт вибрации губ, а в замёрзшие окна, кто-то смотрит и только и ждёт того, чтобы кого-нибудь выхватить из тёплой комнаты на мороз. Баба Яга появилась в зоне, в тот момент, когда зона была сильна и не собиралась сдаваться, бросая всё новые, и новые аргументы против глупых землян, посмевших встать на её пути. Баба Яга была из материальных, но всем своим видом и внутренним содержанием была похожа на полу привидение. По паспорту ей было восемьдесят лет. Вы спросите – что у неё не болело? Она могла за два часа, еле доползти до инвалидного кресла и без посторонней помощи забраться в него, её зубы бегали по комнате, и постоянно играли в прятки, вместе со стаканом, в котором жили. Бабушка страдала склерозом. Но никто, никогда, не мог сказать, что старушка на кого-то жаловалась, или обижалась. В зоне нельзя врать. Не было этого. И эта развалина, стала главнокомандующим у материальных, имея неорганизованную армию из хулиганов и, просто, невоспитанных детей. В её армии были и взрослые – большие дети, не получившие достаточного воспитания, зачастую лишённые родительской ласки, грубые, хамски безответственные и наглые.