* * *
Нет, не от слез кровавых одежда моя красней,Сгораю с огне разлуки от жарких ее лучей.
Глаза ее, как кяфиры, но — чудо для мусульман —Лицо они озаряют из-под михраба бровей.
И рот ее орошает источник воды живой,С бесчисленных роз стекая, он утром росы свежей.
Ты сокола для охоты напрасно бы приучал,Запуталась птица сердца у милой в волне кудрей.
Когда красавицы просят влюбленных в них о любви,Все, что бы ты ни сказала, все будет лишь ложь о ней.
Внимательный собеседник за чистой чашей вина —Вот то, что для наслажденья нам нужно в мире скорбей.
Ты спишь, очей не смыкая, как счастье души моей,Ты сон Навои украла с бессонных его очей.
* * *
Словно зеркало, сияет лик твой людям разных стран,В красоте его — вселенной совершенства образ дан.
Если нет нам упоенья от шербета уст твоих,То и сам источник жизни для души один обман.
Почему весь мир пылает от огня твоих очей,А Иосиф красотою не смущает Ханаан?
Если б ты не озарила Моисея, как могли бБелоснежными стать ризы мудреца в семье Имран?
Не подуй над этим миром ветер милости твоей —Соловей в саду не пел бы розы той, чей цвет багрян.
И когда б благоуханий нежный сад твой не дарил,Весь ковер существованья был бы лишь из грусти ткан.
В море милости, всевышний, брось безумца Навои,Потому что в море винном он грехом и хмелем пьян.
* * *
Эти губы — точно розы, на которых нежный мед.Ими сказанное слово радость слышащим несет.
Милой острые ресницы душу ранили мою, —И об этом, улыбаясь, мне поведал тонкий рот.
Сердце силой привязал я к сердцу нитями души, —Уходи скорее, разум, мне не страшен твой уход.
В доме милой не известно, как в разлуке я томлюсь, —Что о мрачном знает аде тот, кто там, в раю, живет!
Ведь верблюдицу Меджнуна вверг в безумье плач Лейли,И араба крепкий повод вряд ли бег такой прервет.
Каждый миг не спотыкайся в кабачке, о пьяный шейх, —Ведь тебя его хозяин мудрецом не назовет.
Не печалься, если в сердце только горечь от людей, —Своего удела смертный никогда не обойдет.
Навои, перед любимой ты лица не подымай:Ведь любовь и в униженьи честь и доблесть обретет.
* * *
Птицу-сердце полонила нежных локонов силком,Стали волосы сетями, стала родинка зерном.
В сердце мне огонь метнула, а сама ушла с другимИ зажгла отныне сердце мне отчаянья огнем.
Веру взяв мою, без веры во дворец вошла самаИ в Хайбар, ислам разрушив, как гроза вошла потом.
На пиру меня отыщет, яд разлуки мне нальет,А свою наполнит чашу сладким радости вином.
Голубь мой, мое дыханье крылья ангелов сожжет,Как же весть о страсти другу отнесешь ты под крылом?
Виночерпий! Я в разлуке с солнцем, алым, как вино;Чашей мне да будет небо — до краев его нальем!
Брось на улицу с позором имя чести, Навои,С честным именем ты все же сам позорным шел путем.
* * *
Из глаз улетела дева, — когда б душа догнала!Когда б из моих предплечий вдруг выросли два крыла!
Стрела попала мне в сердце, — ты хочешь ее найти?Пусть тем же путем мне в сердце вторая войдет стрела.
Когда умру без тебя я, не надо меня судить, —Меджнун я, и стыд мне в тягость — уж лучше бы смерть пришла.
Ты хочешь, о виночерпий, к сознанью меня вернуть?Налей до краев мне чашу забвенья добра и зла.
Глава кабачка! Мне чашу отшельник сейчас разбил;Разбей меня, чтобы счастья судьба ему не дала.
О сердце! Ты стало прахом, — не все ли тебе равно,Поднимется пыль с дороги иль ляжет там, где легла.
Фальшивого ты дирхема не стоишь, сердце мое,Но все ж на базаре чувства душа тебя продала.
Душа Навои — цыганка, чья жизнь несчастий полна.При виде людей Конграта ей душу печаль зажгла.
* * *
Когда сравненье «сахар» предложат твоим устам,Сама скорей прикуси их, скажи о них правду нам.
Я смелости не имею, чтоб губ коснуться твоих,Довольствуюсь поцелуем, доступным моим мечтам.
И если я ум теряю от взгляда пери моей,Какая польза, советчик, идти по твоим путям?
Быть может, когда всевышний задумал создать людей,Свою мечту о прекрасном в тебе показал он нам.
Когда улыбнулся сахар твоих смеющихся губ,Учил он сладко смеяться и розы по всем садам.
Но миру, как юной деве, ты сердца не отдавай, —Мудрец ему сердце не дал, не веря его словам.
Скажи, отчего же дева бежит тебя, Навои?Ведь нить меж ней и собой давно отыскал ты сам.
* * *