В пламень горького безумья ввергнут бедный Навои;Если постоишь с ним рядом, то и сам сгоришь дотла.
* * *
Лик твой, зеркалом сверкая, в мир бросает сто лучей,Даже солнца свет слепящий превзойден красой твоей.
В жажде жизни дышит солнце ветром улицы твоей —Ведь в дыхании Мессии излеченье всех скорбей.
Из предельного рождаясь, входит в вечность бытие,И начала нет у жизни, и конца не видно ей.
Образ твой — свеча и роза, с мотыльком и соловьем:Мотылька свеча сжигает, розой ранен соловей.
Есть в Лейли, в Ширин твой облик: без Ширин погиб Фархад,Потерял Меджнун рассудок от любви к Лейли своей.
В этих именах явила ты любовь и красоту,Стала ты хирманом муки и грозою для страстей.
Только тот тебя достоин, кто пройдет пустыню «я»,Ибо — кто взыскует жизни, смысл найти обязан в ней.
Говорить о нуждах сердца моего мне нужды нет, —Что в стране сердец таится, мыслью видишь ты своей.
Ливнем милости пролейся в сад засохший, Навои:Роза в нем не распустилась и не свищет соловей.
* * *
Украшенье золотое над изгибами бровейИль звезда и полумесяц — светлый лик красы твоей?
Это складки покрывала, что по ветру развиты,Или крылья нежной пери, чтоб лететь ветров быстрей?
Это ветер легких перьев у тебя на головеИли то кольцо Венеры, что луны и звезд светлей?
Это в зеркале явилось отражение лицаИль в пруду сверкает солнце блеском огненных лучей?
Вкруг серебряного стана опоясанный платокИли то дракон обвился, сжавший пояс твой тесней?
Не шипы ли это розы иль, быть может, острие,Что пронзить тебя готово, о несчастный соловей?
Навои, мне нет надежды на свидание с луной,Но доступно ль это счастье всем, мечтающим о нем?
* * *
Не в камфарной ли одежде этот кипарис прямойИль свеча, что разгоняет ночи мрак передо мной?
Люди ль это в миг убийства клонят головы своиИли ниц они упали пред такою красотой?
То деревья ль нагибает в поле ветер озорнойИль пред нежным кипарисом люди клонятся с мольбой?
Глуби взора мое сердце ей подносит, но онаОстается недовольной даже жертвою такой.
К разным странам для набегов на коне летит онаИль на это сердце хочет тюркской ринуться ордой?
Коль влюбленные уходят в путь пустынею любви,Цель их — улица любимой иль к Хиджазу путь прямой.
Навои, трудна дорога в чаще локонов густых,Сердцу спуски и подъемы трудны полночью глухой.
* * *
На лице горит созвездье у красавицы моей,Иль то сблизился Юпитер с Солнцем в пламени лучей?
Если нет, то это звезды в ожиданье встали в ряд,Чтобы утреннее солнце наблюдать из-под бровей.
Говорил я: как увидеть мне красу ее лица?Слез жемчужины нижу я вновь на нить души моей.
Это не роса на розе, но подобие того,Как в смущеньи прячет роза капли свежести своей.
В цветнике тюльпанов так же ярко градины горят,Как жемчужные подвески возле щек, что роз алей.
Не гордись же жемчугами — это капельки воды —Только жемчуг поучений всех нас делает мудрей.
Навои для описанья лика милой брал слова,Чтоб низать их, словно жемчуг, поучая тем друзей.
* * *
Сердце, полное печали, взял красавиц легкий строй,Как бутон, что до рассвета сорван детскою рукой.
Сердце бедное осталось в путах локонов твоих,Как жемчужина меж створок в глубине лежит морской.
У тебя в саду поймали птицу сердца моего,Как зерном и сетью, кудри с этой родинкой двойной.
Сердце ты мое швырнула в пыль на улице своей,Люди могут, словно пламя, затоптать его ногой.
Образ твой увидя, разум обезумел, как дитя,Что рисунок на бумаге вдруг увидело цветной.
В мире подлости немало, почему ж не видит ихТа, что радостью могла бы озарить весь мир земной?
Навои лишен рассудка, это, кравчий, не беда.Возврати ему рассудок полной чашею хмельной.
* * *
Двух резвых своих газелей, которые нежно спят,Ты сон развей поскорее, пусти их резвиться в сад.
Ты держишь зубами косы, пусти их и растрепли —Пускай разнесут по миру души твоей аромат.
Приди в мой дом утомленной с растрепанною косой,Покорны тебе все звезды, народы у ног лежат.
Открой ланиты, как солнце! Меня заставляла тыЛить слезы в разлуке — пусть же при встрече они горят!
Желанное обретая, от вздохов я пеплом стал,Учи, как любить, — внимают тебе Меджнун и Фархад.
Когда сто лет под скалою напрасно ты пролежал,На синем атласе тело ты вытянуть будешь рад.
Увидев, как горько плачет за чашею Навои,Подлей ему, виночерпий, забвенья сладчайший яд!