В первых книгах Проханова "Иду в путь мой", "Желтеет трава", "Кочующая роза" — в крестьянах, рыбаках, партизанах, в старухах и детях, в молодых влюбленных женщинах, в каждом — выразились так ненатужно, легко, как бы ненароком, а потому чрезвычайно убедительно лучшие черты народного характера, те черты, которые относятся, говоря старомодно, к святому началу русской души: доброта, душевная мягкость, мечтательность и отвага.
Кроме умения заглянуть человеку в нутро, то есть кроме таланта человековедения, Проханову свойствен талант художника — его леса живут, его реки дышат, его воздух, снег, ненастье, поля исполнены живописной, пластической силы.
Страсть не покидает Проханова — страсть постижения Родины — значит, будут новые книги и в них любовь людей, рождения, смерть, шумящие леса, радость.
И его всегда будут узнавать сразу. Он заметен. Прочитайте эту книгу и убедитесь.
photo 4
Афганистан, перевал Саланг, 1985 год.
Сергей Ервандович Кургинян
ПО ТУ СТОРОНУ ЮБИЛЕЯ
(Размышления по поводу “госэкзистенциализма” Александра Проханова)
ПЕРВЫЙ РАЗ Я ОБРАТИЛ внимание на Александра Проханова в предперестроечный период. Сознательно не обновляя свои тогдашние впечатления, могу сказать следующее. Как все мы понимаем, использованное в ту эпоху понятие “застой” было неточным (чтобы не сказать больше). Жизнь вообще не может “застаиваться”.
Призрак исчерпанности и краха бродил по всем просторам всесильной все еще сверхдержавы. Не выразить это, делая молодой интеллектуальный театр (а я тогда был занят именно этим) было невозможно. Выразить — как? Через чьи тексты? Опираясь на классиков, которые, мол, все писали вперед на века, и надо только прочесть? Уязвимость подобных подходов для театра, чей воздух всегда современность и уникальное в современности — понятна. Но что тогда? Точнее — кто?
Масса талантливых людей из либерального лагеря упивалась призраком исчерпанности и краха. Это было отвратительно и бесперспективно. Остро или сдержанно фрондирующая группа говорила не о крахе и исчерпанности, а о якобы имеющемся “молодом напоре”, сдерживаемом теми, кто целиком в прошлом. Говорила скучно. Мелко. В самом общем и единственно для меня (тогда и сейчас) значимом плане — несовременно. Что оставалось? Как ни странно — оставался поздний, мягко говоря, неровный Ю.Бондарев с его болью, апокалиптичностью, ощущением борьбы и беды. Но это легко можно было списать на возраст и ролевые функции — мол, уходят “эти” и свой уход представляют как сверхкатастрофу. Нужно было нечто молодое, недвусмысленное, готовое бороться и — ощущающее и впрямь почти апокалиптический масштаб вызовов.
Тогда меня и познакомили с творчеством А.Проханова. Где-то в это же время (уже началась та самая перестройка) Алла Латынина назвала Проханова “соловьем Генерального штаба”. Она хотела этим подчеркнуть дефекты данной творческой фигуры. Но для меня подобная метафора была вовсе не клеймом, а скорее наоборот. Исчерпанность, крах должны были найти антагониста. И чем Генеральный штаб хуже других? Может, он, этот штаб, примет вызов? Тогда — в каких формах, с опорой (неминуемой в случае принятия таких вызовов) на каких “соловьев” и какие “трели”?
Прочитав Проханова, я испытал сложное чувство. В чувстве этом разочарование и уважение определенным образом переплетались. Я не увидел никакого “соловья Генерального штаба” — и в этом для меня был минус. Я увидел молодого преемника Бондарева, причем единственного преемника, несущего в себе тот же заряд “беды и борьбы”, государственности и понимания того, как далеко зашел распад, и сколь масштабны предстоящие испытания. Я бы определил это как экзистенциализм с опорой на государственность. Или же — “государственность как Я”. Это уязвимо и интересно одновременно. Уязвимо — поскольку экзистенциализм всегда удушается государственностью. Экзистенциализму нужен бунт. Ему нужно кричать свое “нет!” некоей сверхмашине, массам и аппаратам. Государственность же хочет большего, чем экзистенция с ее Я. Она хочет “мы”, хочет “эйдосов” — “соловьиности” в сочетании с тем, что она способна без лжи и натяжек “трелями” своими “подпитывать” (направлять, корректировать, сопровождать, насыщать, вдохновлять — суть не в этом).
Слабость и сила Бондарева и Проханова были в том, что составляло ядро осмысливаемой ими Ситуации. Маяковский мог петь Отечество как “Весну человечества”. Они хотели того же (каждый по-своему, конечно), но Весны не было. На дворе была глубокая дождливая осень. И — где-то рядом — страшная, ледяная зима.