Внук (Михаил Тарковский — сын Марины Арсеньевны) зафиксировал (в письме Валентину Курбатову) последние встречи:
"Помню дедушку сидящим в уже старческой вековой полудреме с какой-нибудь книгой в руке. И как каждый час заходили люди, от которых он так устал за всю жизнь, что и сказать нельзя. Так и жил он на выставке, а раз жена его Татьяна Алексеевна говорит: расскажи, мол, Мише про Сологуба (он с ним встречался в юности). И он попытался рассказать, а потом затрясся от рыданий.
А до этого, когда я еще школьником был, мы гуляли с ним, и он все время шутил, играл в перевертыши и всякие штуки вроде "Кулочная-бандитерская", всякие смешные стихи читал-сочинял.
В общем, загадочный человек был и беззащитный..."
Будут гости — не подай и вида,
Что ушли отсюда навсегда:
Все уйдут — останется обида,
Всё пройдет — останется беда.
Валентина Ерофеева СТИХИ
***
Ну, что там было? Что кружило так?
Что пело так тончайшими стихами?
И волны удивлённые стихали,
И камешки прибрежные ласкали
Усталый лунный свет своим теплом.
Что было с нами в лунном свете том?..
***
Растекаюсь по древу и цвету,
По траве и росинке на ней.
Растекаюсь и таю под светом
Твоих нежных и страстных лучей.
Моё солнце — светило ночное —
Раскаляешь собой добела.
И вплавляясь в пространство иное,
Как песчинка, слаба и мала,
Перестав быть самою собою
И почти примирившись с судьбою,
Вдруг взрываюсь сверхновой звездою,
Чтоб коснуться тебя, уходя...
***
Неистовство, забитое в строку,
Как резвый, в стадо загнанный ягнёнок,
Всё буйствует и ножкой на скаку
О ножку бьёт. И голосочек звонок,
Но тесная прострация стиха
Его смиряет — тише, тише, тише...
И вот уже стареюще глуха
Дождём шуршащим — боль его — по крыше.
***
Озвученные каплями дождя,
Бесшумные шаги струятся слепо
И формируют ожиданья слепок,
Не прикасаясь, мимо проходя.
И разнося встревоженные волны
Угаснувшей в бессилье тишины.
Терпеньем ожиданье полно.
И миражи достоинства полны.
НЕЖНОСТЬ
Застывшее в поленьях древо
Свой источает аромат.
И звёзды — сверху, справа, слева —
Дыханье благости струят.
Покой и тишь в подлунном мире.
Все катаклизмы до утра,
Часа на три или четыре
Зависли в коме. Спать пора...
Собачье сонное смятенье
Вновь освещает путь назад.
Луны угаснувшей затменье —
Как очищенья листопад.
Спадают тяжко горечь, пытки
Молчанием достичь глубин,
Где заиграют солнцем слитки
Грядущей нежности вершин.
Всё ей, всесильной и всевластной,
Под ноги брошено давно.
И мраком, тяжким и прекрасным,
Пресыщенно горит окно.
***
В переходе подземном Арбата
Бьётся музыка грудью о гулкие камни моста.
Раствориться б и выпасть, мечтает душа виновато, —
Выпасть в вечность...
Куда уж скромнее мечта.
***
Какая вязь
И музыка какая
В чужих стихах!
Какие переливы,
Созвучные журчанию ручья
И трепетанью ивы