Однако даже такая крутая мера не предотвратит катастрофу, на краю которой топчется Россия, хотя облегчит положение самых бедных россиян (можно представить, какие вопли закипят, если из-за одного М.Ходорковского радио "Свобода" — 1.1.2005 — брызжет бешеной слюной, говоря о "просто региональной стране России"). И вернув государству природные ресурсы, не уйти от главного вопроса — стратегического! — экономики: автаркия ("изоляция от мира") или растворение в мировом рынке?
НЕБЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИКУ Веры Галактионовой в 2003 году в "Нашем современнике" был напечатан роман "На острове Буяне", где за любовной интригой кочегара котельной Брониславы и поэта-бомжа Кеши просвечивает "стратегический" вопрос и решается в пользу автаркии. В селении, приютившем Кешу, — народовластие: ну, прямо социализм с человеческим лицом. "Утопия!" — подумала я, прочитав роман, и тут же одернула себя: "ничего подобного — это же метафора Белоруссии".
"Остров Буян" у Галактионовой — метафора России; прозаик, даже не зная об экономических выкладках Паршева, соглашается с ним, что спасение России — в изоляции от мирового рынка. Иначе, прогнозирует А. Паршев, произойдет деиндустриализация нашего отечества, а ведь индустриализация была достигнута тяжёлой ценой коллективизации 1930-х годов.
Вроде бы, о чем спорить: автаркия; и точка. Но не все так просто, дорогие прозаики и читатели их произведений.
Оказывается, просвещает нас Л.Ивашов, "читая работы еще начала прошлого столетия американского адмирала Алфреда Мэхэна, возвращаешься к его стратегии "петли анаконды", которую он предлагал в отношении Евразии, и видишь, что в отношении России этот проект реализуется сегодня. Его суть: запереть, ограничить территорию нашей страны, сковать ее выход в Мировой океан, создать проекцию военной силы, экономическое удушение — чтобы наше государство "задохнулось" внутри самого себя. Это мы и наблюдаем" ("Советская Россия", 2004, № 166).
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Что крестьянину оставили? Воздух, один токмо воздух!
А.Паршева анакондой не испугаешь: "По всем прикидкам получается, что в рамках "мировой экономики" российская экономика нежизнеспособна, а вот ограниченная внутренним рынком — вполне". Это готовый комментарий к роману В.Галактионовой "На острове Буяне"; впрочем, у экономиста и прозаика есть и расхождения насчет "человеческого лица", которое, дескать, может быть не только у социализма, но и у капитализма. Продолжаю цитату из книги А.Паршева: "3начит, в принципе вполне может оказаться жизнеспособной и сейчас. Конечно, должны отмереть паразитические наросты, сидевшие на экспорте и импорте. И тогда волей-неволей (голод не тетка) потребитель потянется к отечественному производителю, и тот начнет копить столь необходимые ему инвестиции. Останемся ли мы в будущем капиталистическим рыночным государством? Вероятность этого есть. Да рыночным мы всегда были, и при Ленине, и даже при Сталине, а капиталистическим после нынешних пертурбаций можем и остаться, правда, капитализм должен быть ограничен внутренним рынком капитала".
Поэтом — т. е. социалистом, — можешь ты не быть, но гражданином быть обязан, соглашается Паршев с Некрасовым. Итак, поэт, прозаик и экономист: треугольник! Слава Богу, не Бермудский. Всего лишь полемический.
ГАЛАКТИОНОВА И ДУГИН"Политическая ситуация в России обманчива — обманчиво спокойна… в воздухе повисла какая-то непонятная тревога", — пишет Александр Дугин в статье "Нас погубит "элита"?" ("Литературная газета", 2004, № 51–52). Мысль теоретика-евразийца можно поставить эпиграфом ко второму роману Веры Галактионовой "5/4 накануне тишины"; она наполняется жизнью и конкретикой.
Главный герой Андрей Цахилганов долго обманывался спокойствием и успехами в бизнесе и у женщин, даже строил планы, как России поосновательнее войти в мировой рынок (прозаик анализирует в этом романе второй вариант геополитического сценария); да и как было не обмануться, если в годы "прихватизации" он играючи сказочно обогатился и, оставив жену и дочь в родном Карагане, обосновался в Москве: роскошные апартаменты, охранник и т. д. Конечно, электронщик Цахилганов так "обманно-ловко-играючи" наживался на разграблении государства с помощью "столичных соучредителей" Хапова и Шушонина; на нем, в свою очередь, наживалась любовница Ботвич — алчная "сучка". Праздник жизни для Цахилганова оборвался внезапно — смертельная болезнь жены Любы заставила всё бросить и примчаться в родной город.
Через весь роман сквозной нитью идут два потока сознания. В палате реанимации возле кровати беспамятной жены сидит на табуретке Андрей и осмысливает жизнь с двух точек зрения: внешнего человека, каким он был до сих пор, и человека внутреннего и нравственного — homo novus, — пробудившегося теперь. Почему же? Потому что без тихой, молчаливой Любы, его духовной опоры, Андрею не жить. Не умирай, эгоистически требует он от безотказной жены, дескать, меня этим убиваешь, но все просьбы и мольбы бесполезны; умирающая держится только на лечебных растворах, которые вливают через капельницу в вены.