Цахилганов, понимая, что дни её, и может быть даже его, сочтены, продолжает руководить бизнесом из реанимации, но homo novus заставляет взглянуть на всё с нравственной позиции, чему в немалой степени поспешествовало неожиданное открытие геодезистов, обнаруживших прямо в палате географический центр Евразии. Патриотка — дочь Степанидка, отбывшая в Москву для охоты за некоей Рыжей головой, названивает по мобильнику и, не зная о болезни Любы, обещает отцу, если с матерью что-нибудь случится, убить его. Угрозы "революционерки" не пугают отца, он и без того на волосок от гибели. В такой нравственно напряженной ситуации прозаик разворачивает геополитическую панораму прошлого России и ее будущего.
Дугин так описывает геополитическую ситуацию: "В американской геополитике у России вообще нет места, для нее не отводится позитивной роли. Рано или поздно даже самую послушную и проамериканскую Россию ждет участь Югославии или Ирака. Американские стратеги, такие как 3.Бжезинский, открыто пишут об этом. Вопрос о том, чтобы всерьез заняться расчленением России, это дело времени. И, кажется, это тревожное время приходит".
Мрачное подтверждение прогнозу показывает Галактионова, обрисовывая жизнь и планы бизнесмена Цахилганова. Дело в том, что Караган, напоминающий названием Караганду, был шахтерской столицей ГУЛАГА; отец Андрея — полковник — возглавлял местное ОГПУ.
Старший Цахилганов, создатель лагерного социализма, не принял реформы и повесился, помощник и вертухай Дула Патрикевич жив и словно что-то ждет от сына своего соратника, какого-то важного решения, требующего его участия.
Действительно, перед Андреем выбор — принять ли решение в духе "проамериканской" элиты, а значит, превратить Россию в зону "лагерного капитализма", то есть реализовать планы Америки, как их объясняет Дугин, или найти секретную лабораторию, которую благодаря ухищрениям старшего Цахилганова забыли ликвидировать в хрущевское оттепельное время, и вызвать в недрах Земли гигантской взрыв, направленный в сторону Америки и уничтожающий эту сверхдержаву. Пока Андрей был благополучным и преуспевающим бизнесменом, он без колебаний жертвовал отечеством и выбирал "лагерный капитализм", подтверждая вывод Дугина, что предотвратить революцию снизу (руками Степанидки) может только президент Владимир Путин, осуществив "революцию сверху", потому что "либерал-реформаторы сращены с олигархатом" — "носители духа энергичного присвоения" — и никаких других задач решать не будут. С идеей Андрея Цахилганова о "лагерном капитализме" бывший одноклассник Митька Рудый — человек "М-Ж", добежавший до самых верхов, — помчался к хозяевам за океан. Лизнет Бжезинскому одно место и станет "человек "М-Ж" в отечестве главным вертухаем; головокружительная карьера.
Автор идеи, однако, передумал; жизненные обстоятельства и общение со старыми школьными друзьями — реаниматором Мишкой Барыбиным и прозектором Сашкой Самохваловым — развернули Андрея лицом к отечеству. Во сне к нему явился отец и сообщил, как найти лабораторию и вызвать грандиозный взрыв. В дальнейших запутанных хитросплетениях сюжета Андрея успевают убить, спасти; лишь под занавес повествования он узнает о произошедшем — по неосторожности миротворцев, тоже искавших лабораторию, — взрыве и последовавших затем переменах в общественной жизни. Самым радостным сообщением для Цахилганова стало известие о том, что Люба вышла из кризиса и начала поправляться.
Фантастическую концовку романа я дочитывала, слушая по радио репортажи о землетрясении и разрушительном цунами в Юго-Восточной Азии, о гибели огромного количества людей в двенадцати странах этого региона и помощи мирового сообщества пострадавшим. Пророческий дар Галактионовой меня насторожил (совпадение вплоть до сдвига тектонических плит) и заставил в то же время посочувствовать: дару не хватает мощи для координации; стихия оказалась неуправляемой. Это, конечно, шутка, если позволительно поиронизировать над такой темой.
Настоящий упрек автору другой: что означает название романа "5/4 накануне тишины"? Не поняла, хотя напрягала извилины до упора. Пришлось утешиться мыслью, что в сложном по стилю и замыслу повествовании должно было остаться что-нибудь непонятным; заголовок — не самый плохой вариант.